В конце января 1399 года солодильщик Георг Газенклевер из Лёбенихта (один из трёх городов, входящих в состав Кёнигсберга, - авт.) недосчитался в своём погребе бочонка пива
Галина ЛОГАЧЁВА
- Эх, худо я стал приглядывать за своими подмастерьями! – стонал Георг, лёжа в своей широкой кровати с набалдашниками в виде улыбающихся собачьих морд. – Расслабился… Потерял бдительность. Кто? Кто из этих чертей? Как и когда сумел стащить ключ от погреба? Представляю, как они веселились, лакая хозяйское пиво!
- А может, ты продал на базаре позавчера не три, а четыре бочонка? – подала голос жена Георга Барбара, отрываясь от плетенья на коклюшках.- Ой, не зли меня! – в сердцах вскочил с постели солодильщик и, метнувшись к окну, отдёрнул занавеску. - Вот, полюбуйся! – мотнул головой в сторону открывшегося вида на улицу. – Нет, ты встань и полюбуйся!
Барбара нехотя подошла к окну и окинула взглядом привычную картину: маленькую рыночную площадь на изгибе главной улицы Лёбенихта (Лёбенихтской Длинной, – авт.), на которой стоял их дом, и рядом – ратушу. (В районе современной ул. Зарайской, где Дворец бракосочетаний, - авт.)
- Что, на рынке много людей? – съехидничал солодильщик. – А позавчера было не больше. И потом, за кого ты меня принимаешь? Чтобы я, потомственный ремесленник, цеховой староста солодильщиков Лёбенихта Георг Газенклевер, ошибся! Да если бы и ошибся – есть бухгалтерская книга. Гроссбух! Там все операции записаны!
Барбара поджала губы и вдруг неожиданно выпалила: «А всё наш городской Совет и бургомистр виноваты! Если бы в постановлении за воровство они предусмотрели не штраф, но отсечение руки топором на площади…»
- Точно! Вырывать раскалёнными щипцами! – поддержал супругу, сверкнув глазами, солодильщик. – Я понял! Я зря в прошлом году отказался от членства в Совете города. Но ничего. Не поздно. Через месяц, в феврале, довыборы – сейчас уже сам напрошусь. А там, как знать, глядишь, и в бургомистры Лёбенихта выбьюсь (бургомистра, как и членов Совета, выбирали из наиболее именитых семей города, - авт.).
… Через неделю после этого разговора Барбара, в дорогом наряде из зелёной тафты, подбитом русскими соболями, сидя в городской церкви на улице Обергассе, истово молилась за то, чтобы муж её, цеховой староста солодильщиков Лёбенихта Георг Газенклевер, стал одним из двенадцати постоянных членов Совета, ходил в городскую ратушу и писал законы.
Церковь она выбрала не случайно: у этой кирхи было два покровителя – Иоанн Креститель, заступник ткачей, а отец её был ткачом из Альтштадта, но, главное, святая Барбара, её тёзка, особо почитаемая Тевтонским Орденом.
- Святая Барбара, помоги мужу попасть в члены Совета! – просила жена солодильщика, не замечая косых взглядов лёбенихтских кумушек, жён купцов и ремесленников, осуждающих её дорогой наряд. – А лучше – стать бургомистром...
- Ну, жена! Подвела ты меня! – заявил с порога через несколько дней после её посещения церкви Георг, когда прошли довыборы в Совет и когда стали известны имена его постоянных членов, а также казначея и бургомистра. – Кто просил тебя являться в церковь, разряженной, словно на свадьбу наших детей? Никакой скромности! Вот из-за этих твоих бабских штучек не я, а сын судебного заседателя Йоганн, ты его знаешь, он ещё постоянно держится за щёку, маскируя свой нервный тик… Вот он и стал бургомистром. А я остался простым членом Совета…
… 24 февраля настал торжественный день. С утра в здание лёбенихтской ратуши стал стекаться народ – писари, муниципальные служащие, работники рынка, охранники городских ворот и башен, весовщики, бракёры, пастухи коров и свиней, ремесленники и подмастерья… Явились и члены коллегии, все двенадцать присяжных заседателей во главе с городским судьёй. Купцы, судовладельцы.
Члены нового Совета в ожидании церемонии присяги сияли благодушными улыбками. Наконец трубы возвестили о прибытии в ратушу комтура Кёнигсберга вместе с комтуром Бранденбурга Конрадом фон Лихтенштайном. Старый бургомистр торжественно передал комтуру Кёнигсберга на бархатной подушечке ключ от Лёбенихта, затем на другой бархатной подушечке печать города.
Куно Мюллер, член муниципалитета, доложил комтуру о состоявшихся выборах и о том, кого именно выбрали на этот раз члены Совета на посты бургомистра, казначея и их заместителей. Вперёд вышел Йоганн, сын судебного заседателя. Комтур, после принятия Йоганном присяги, патетично передал ему ключ и печать.
Затем присягу приняли новоиспечённый казначей, а также заместитель бургомистра, заместитель казначея и восемь рядовых членов постоянного Совета.
По кругу пустили чашу с вином, к которой первым приложился комтур Кёнигсберга. Раздали морселлы, специальные леденцовые плиточки. На этом ритуал закончился.
- Я не позволю тебе вносить смуту в ряды членов Совета и побуждать их менять городские законы, основанные ещё на Кульмском городском праве! – выходя из здания ратуши, тихо сказал Йоганн Георгу Газенклеверу. – Наводи порядок в своём доме сам, за тебя никто этого не сделает…
- Я нашёл этот злополучный бочонок! – ответил ему расстроенный солодильщик. – Из-за него вот должен теперь ходить в ратушу на заседания… Причём, за бесплатно, «за так»... Он стоял в уголку в погребе. Я его просто поначалу не заметил…
Иллюстрация Екатерины Стийчук