Пастор-смутьян

3 минуты
11 января 1758 года прусский король сдал Кёнигсберг без боя. И русская армия торжественно вошла в город под колокольный звон кирх, с барабанным боем и фанфарами. Все улицы, окна и крыши были усеяны народом, глазеющим на такое зрелище

Галина ЧЕРНЫШЁВА

И уже 24 января, а именно в день рождения поверженного прусского короля, жители Кёнигсберга присягнули царице Елизавете. Русские офицеры стали желанными гостями на балах, в масонских ложах, у коммерсантов, застрельщиками саночных выездов и маскарадов. Посещали они и лекции приват-доцента Канта. 
pastor.jpg
Самыми довольными были ремесленники и купцы, которые хорошо зарабатывали на многочисленных запросах русских. 
И, тем не менее, один «взбунтовавшийся» всё же нашёлся. Им оказался придворный пастор Даниэль Генрих Арнольдт, который однажды во время проповеди процитировал слова пророка Михея: «Не радуйся, моя противница, что я низложен, я снова поднимусь». Эти слова посчитали намёком на императрицу и призывом к мятежу. Проповедника заключили под стражу и пригрозили ссылкой в Сибирь, после чего он так расстроился, что слёг в постель и год не вставал. 
Однако за три дня до первого воскресенья рождественского поста 1759 года императрица смиловалась над пастором-смутьяном, и губернатор Кёнигсберга, барон Николай Андреевич Корф, разрешил ему извиниться перед Елизаветой с кафедры Замковой кирхи. Арнольдт согласился со слезами счастья на глазах. 
Однако произошло непредвиденное.
В воскресенье после обеда в кирху набилось множество народа, чтобы послушать, как извиняется проповедник. Зажиточные пруссачки, как всегда, взяли с собой свои медные плоские ларчики, наполненные жаром. Поставили под ноги и под подол, чтобы согреваться. И одна, сидевшая посреди кирхи, возьми да и скажи своей соседке: «Фейер», что значит «огонь». Обожглась ли она о свой ларчик или хотела сказать, что огонь у неё потух, - неизвестно. Да только словцо это услышали многие. Стали шушукаться, повторять… Пока по всей кирхе не прокатилось истерическое: «Фейер! Фейер!» 
- Пожар, пожар!
Кто-то ещё громко прибавил: «Русские забили подвал порохом, чтобы взорвать кирху вместе с пастором!»
И началась паника. Люди, вскочив со своих лавок, с воплем бросились к двум выходам (один вёл на площадь внутри замка, другой в город), давя падавших на высоких ступенях крылец ногами. Некоторые, находившиеся на хорах, разбив окна, прыгали на ближние крыши и булыжную мостовую и ломали конечности.
Рёв поднялся страшный и достиг ушей Корфа, пирующего в замке с гостями. «Что такое?», - поинтересовался генерал. «Пожар! – доложили ему. - Народ выбегает из кирхи!» И Корф со своей свитой кинулся вниз, потому что под замковой церковью русские действительно складировали ящики с патронами, артиллерийскими снарядами и порохом. Когда он оказался перед дверями кирхи, подоспела и гауптвахта.
Военные быстро поняли, что пожара нет. Но образумить ополоумевших людей было невозможно. Оставалось только ждать, пока всё кончится само собой.
И вот кирха опустела и паника прекратилась. Народ «отрезвел» и стал смотреть, что произошло. У кого-то были поломаны конечности, пробиты головы, а некоторые, попав под ноги бегущим, были изуродованы и лежали почти без движения. Многие мужчины растеряли шляпы, трости, а женщины ларчики, зеркальца и иные вещи, порвали в суматохе одежду. 
Но больше всех жалели молоденькую девушку, которую  задавили на ступеньках насмерть. Как потом оказалось, она приехала в гости к родственникам из Фридланда (Правдинска), и была единственной дочерью у родителей. Многие не могли удержаться от слёз, когда её, бездыханную, увозили из замка...
Публичного же извинения пастора так и не произошло. Губернатор Кёнигсберга Корф ограничился объяснениями Арнольдта, из которых следовало, что он не намеревался бунтовать против царицы.

Иллюстрация Игоря Пащенко
Разработано в АЛЬФА Системс