Мама отдавала нам хлеб…

Получив в кассе зарплату, Витя помчался в магазин, накупил столько пряников, сколько поместилось за пазуху и в карманы.

Карманы слиплись намертво, но наелся он тогда от души. Впервые в жизни. А было ему уже 15 лет...

«Вот здесь я родился 3 мая 1937 года. - Виктор Леонидович Давыдов подводит к стене, где размещена карта, показывает на Псков. - Но детство прошло в деревне Важины Подпорожского района Ленинградской области, куда мама увезла нас с младшей сестрёнкой к бабушке. Это на самой границе с Финляндией».

Дом стоял на берегу реки Свирь, у пристани. И мальчик часто наблюдал, как сплавляют лес.

По воскресеньям обязательно ходил с бабушкой в церковь, что стояла на другом берегу. Реку переходили через запань. Это такое заграждение, чтобы ловить оторвавшиеся от плотов брёвна.

«И вот 22 июня 1941 года, - рассказывает Виктор Леонидович. - Ночь. Горит керосиновая лампа. По комнате мечутся тени. Вдруг появляется какой-то дяденька с винтовкой и говорит: «Мы отступаем. Бегите на пристань. Будет пароход на Ленинград».

Потом я узнал, что это был мамин брат. Отправлял нас ненадолго, рассчитывал, что с финнами расправятся быстро.

Пристань уже заняли финские солдаты, но нас пропустили. Один, рыжий такой, даже переставил нас со Светланкой на палубу. Помню, что они улыбались, махали нам вслед. А ведь уже знали, что Ленинград будет под ударом».

И долго смотрела на буханку

Пароход был колёсный, шёл медленно - шлёп-шлёп-шлёп. И вдруг над нами два самолёта с крестами.

Бомбы плюхались вокруг, и вода накрывала кораблик со всех сторон. Люди кричали, плакали…

Но капитан как-то увернулся, и колёсный проскочил.

В Ленинграде беженцев приняла дальняя родственница.

«Жили мы на Васильевском острове, - вспоминает Виктор Леонидович. - Мама ходила рыть окопы, а мы оставались с бабушкой. Всё время хотелось есть! А нечего… Если выходила на наши карточки буханка хлеба на семью, то бабушка брала нож и долго-долго на неё смотрела. Потом резала на кусочки. Особенно ценились те, что с горбушкой.

Помню холод и как ходил зимой к речке за водой. Мне на длинную палку прицепили консервную банку. Я ложился на лёд, черпал воду - и в ведро. Потом его ставил на санки и домой. Весь день на это уходил».

От голода Витя и Светочка распухли. Их положили в госпиталь, подкормили, подлечили, а весной 1942-го дядя, служивший в автобате, вывез семью на Большую землю по Ладоге.

«Лёд уже подтаивал, и колёса машины наполовину погружались в воду, - рассказывает наш собеседник. - А машина какая! Газогенератор! По бокам кабины стояли котлы. Работали они на дровах. Мама сверху откроет крышку, я брошу чурку и дальше едем».

На Большой земле

Эшелон с эвакуированными прибыл на станцию Шаля под Свердловском.

«Открыли двери вагонов. Выгрузили умерших. Пригнали экскаватор. Он вдоль путей вырыл траншею, и всех похоронили.

В эвакуации мы тоже голодали. Хорошо, в школе кормили: давали две небольшие морковные котлетки и ложку рыбьего жира. Меня от жира тошнило. Но учителя заливали в рот насильно…

А мама у нас умерла. От заворота кишок. А мы с сестрой выжили только потому, что она в блокаду отдавала нам свой хлеб...»

Стало совсем туго. Бабушка сшила холщовые сумки, и дети пошли побираться. Кто-то давал картофелину, кто-то свёклу, а то и хлеба.

«В августе 1945-го бабушка привезла нас назад в Важины, - говорит Виктор Леонидович. - Глядь, а дома нет. Раскатали его финны на свои землянки. И бабушка сдала нас в детдом. Сегодня отвела, а назавтра умерла».

В детдоме жили недолго. Его расформировали, а детей раздали по семьям.

«Мы попали к людям, у которых своих росло трое, и нас брать они не хотели. Но им приказали. В доме они всё заперли на замок. И продукты тоже. В школу мы с сестрой ходили по очереди. Потому что валенки у нас были одни, а вторые нам не покупали».

В марте 1946 года хозяина этой семьи, который работал в банке, командировали в Кёнигсбергскую область. Так мы оказались в Хайнрихсвальде. Теперь это Славск. И стали второй русской семьёй в городке.

Рядом с городом работали немецкие военнопленные. Иногда Витя бегал посмотреть на них.

«Они жили в картонных палатках. Играли на губных гармошках и угощали нас конфетами».

Заканчивая 7 класс, о дальнейшей учёбе мальчик и не думал. Скорее бы на работу! Чтобы ему с сестрёнкой сытнее жить.

И в октябре 1952 года Виктор устроился в «Росгипроводхоз». Там делали карты водных путей области (теперь это институт «Запводпроект», - авт.).

А он таскал за специалистами приборы - мензулу (полевой чертёжный столик), теодолит, буссоль.

«Тогда впервые побывал в Калининграде. Приезжал на шахматно-шашечный турнир, на соревнования по плаванию в открытом бассейне, по стрельбе».

После армии стал столяром, трудился в артели «Красное Знамя», делал мебель и даже кабины для машин.

По вечерам ходил в школу. 9 классов закончил экстерном и поступил в калининградское техническое училище №1 на электрика промышленного оборудования.

«Стипендии мне не хватало. Поэтому по ночам разгружал вагоны в порту. Клёпку (доски, из которых потом бочки делали на тарном комбинате), траки для тракторов, муку, сахар. Заканчивали уже за полночь. И пешком через весь город. Мы с другом тогда снимали комнату в Центральном районе. А мостики, на месте которых сегодня стоит первый эстакадный мост, разведены. Потому что по ночам буксиры тащили лес на ЦБЗ. Так мы доску перекинем через разведённые половинки моста и ползём на животе на другую сторону».

Закончив училище, пошёл на судостроительный завод, 820-й. Так тогда назывался наш «Янтарь». Дали общежитие, которое устроили в одном из цехов: помещение на 50 коек. Одну и выделили Давыдову.

Ударник коммунистического труда

Да, было и такое звание у Виктора Леонидовича. А по специальности дорос до электрика 5-го разряда.

«Сначала работал в цехе №32, инструментальном. Обслуживал станки, менял лампы освещения на высоте метров в шесть, обслуживал краны, ставил прожекторы. Пока цех не сгорел.

Однажды вышли из кинотеатра. Видим: над нашим заводом зарево. Прибежали — наш цех горит!»

Загорелось в термичке, где закаливали детали, обмакивая их в масло. Оно нагрелось за смену и полыхнуло, а потолки деревянные.

Виктора временно определили тогда в академию. Так называли будущий «Факел», который работал от академии наук и поначалу размещался на судоремонтном заводе.

«Только отремонтировали мой цех, станки завезли - снова пожар: кладовщица оставила включённой электроплитку».

Перевели Виктора в 50-й цех, где делали корабельные валы, которые крутят винты. Там у электриков была своя каморка. И вот один чистил костюм и опрокинул ведро с бензином на обогреватель с открытой спиралью…

Повезло, что охранница заметила, как он свесился в окно. Вытащила. Но кожа с рук уже слезла как перчатки…

«Приехали к нам из ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности, - авт.). Вызывали по одному. Посадят посередине кабинета, а сами обступят со всех сторон. И вопрос за вопросом: «Не было ли умысла? Не случилось ли вредительство?»

Предприятие-то серьёзное. Военные корабли выпускает. Я даже подписывал бумагу, что обязуюсь хранить государственную тайну, когда брал чертежи станков.

Но про день спуска корабля знали все. И готовились. Раньше корабли спускали в воду по стапелю. Так полозья смазывали тщательно, чтобы не застопорилось в ответственный момент. Это было грандиозное событие и для завода, и для города».

Как тогда полагалось, вёл Виктор Леонидович и общественную работу.

Вот на стене благодарность за участие в комсомольском оперативном отряде завода, за то, что много лет был дружинником и даже автоинспектором ГАИ.

«Однажды помогал милиции изловить швейцара-взяточника в ресторане «Москва», - улыбается он. - Повесит табличку «Мест нет» на дверь, а если пару рублей ему сунут, пускает. Взяли с поличным».

А сегодня Виктор Леонидович участвует в жизни сразу двух обществ — ветеранской организации и жителей блокадного Ленинграда. Только сетует, что всё реже их ряды. Время неумолимо...