Воздушными дорогами войны

Где-то рядом разорвался снаряд, и тут же из левого двигателя потянулся белый шлейф - осколок пробил бензобак.

Командир попытался дотянуть до аэродрома под Кёнигсбергом, но над Метгеттеном стало понятно: надо прыгать. Кто внизу: фашисты или свои - ребята не знали...

«Вот мой самолёт Ту-2, - Константин Евгеньевич Близнецов показывает снимок. - Двухмоторный скоростной бомбардировщик. На таком я и летал в войну».

Родился он в Башкирии, детство прошло в городке нефтяников Ишимбай. Но с 14 лет пришлось работать: началась война, отца забрали на фронт, а Костя пошёл на завод.

В Ишимбай как раз эвакуировали машиностроительный завод имени Сталина. Но теперь он выпускал мины. Там мальчик и трудился учеником токаря.

«Восемь часов у станка, а после смены в школу, - рассказывает ветеран. - Летом работали уже по 12 часов. А в июне 1943 года мы с другом пошли в военкомат. Написали заявления: хотим на фронт добровольцами. С завода отпускать не хотели: кто мины-то делать будет?!»

Но шла война. Фронту нужны солдаты. И ребят отправили в Уральск, в лётное Ворошиловградское училище. Только друг не прошёл медкомиссию, и осваивать фанерный У-2, а потом и бомбардировщик Ил, Косте пришлось без него.

Знакомство в облаках

Однажды объявили: хочешь воевать, иди в стрелки-радисты. Их отправляют быстро. Близнецов написал заявление и через три месяца, в декабре 1944 года, уже был на 1-м Прибалтийском фронте.

Авиаполк, куда он попал, подчинялся лично Верховному Главнокомандующему и дислоцировался в литовском городе Шяуляй. Первое боевое задание — нанести удар по гитлеровской военно-морской базе в Либау (Лиепая).

«Оттуда готовились бежать на кораблях предатели—власовцы, - говорит Константин Евгеньевич. - Наш Ту-2 поднялся. Пристроились «ястребки» - «Як-3». И мы пошли к цели. Истребители к нам никого не подпускали. Следили, чтобы немецкие «фоккеры» не приближались».

В апреле 1945-го сержант Близнецов принимал участие в штурме Кёнигсберга.

«Погодные условия не позволяли взлетать. Крепость была закрыта низкой облачностью. И вылеты мы могли делать только с первыми проблесками. Бомбили железнодорожный узел. Теперь это Южный вокзал. После наших налётов там остались горы изуродованной техники.

Немецкую истребительную авиацию задушили быстро и ходили потом свободно. В основном бомбили укрепрайоны и форты вокруг города. Пропахали всё так, что Кёнигсберг затянули уже не облака, а пыль и дым.

В небе мы познакомились с лётчиками полка «Нормандия-Неман». Несколько раз они нас сопровождали. Но, конечно, только могли помахать друг другу рукой. Пожали их уже на земле после Победы, в польской Познани, через которую они на наших новеньких «Яках» возвращались домой. Их каждому экипажу Сталин подарил. Накрыли столы. Обнялись, попрощались, и они улетели, пройдясь на бреющем напоследок».

Не досчитались парашюта...

На Кёнигсберг экипаж под командованием старшего лейтенанта Назарова успел сделать 8 вылетов. Крепость сдалась, а эскадрилья получила новое задание — идти на Пиллау (Балтийск), который оставался последней возможностью для бегства гитлеровцев.

«12 апреля 1945 года я считаю своим вторым днём рождения, - говорит майор в отставке Близнецов. - Это был наш 11-й вылет на Пиллау. Легли мы на боевой курс. Пришли на цель и открыли бомболюки. А у немцев там было очень много зенитной артиллерии и «Яки» отошли. Но барражировали неподалёку, наблюдали за нами.

Бах! Разорвался снаряд и осколками нам пробило левую плоскость. Вижу, что за нами потянулся белый шлейф. Значит, пробит бензобак и вытекает топливо. Стали уходить на одном двигателе. Пытались дотянуть до Кёнигсберга, но над Метгеттеном (пос. А. Космодемьянского) двигатель загорелся...»

- Прыгать! - приказал командир, увидев, что сделать ничего нельзя.

Кто их встретит внизу — фашисты или наши — лётчики не знали...

Оказавшись на земле, Константин увидел, что к нему бегут наши солдаты. Повезло.

- Сколько парашютов видели? - спросил он.

- Три.

Оказалось, что спаслись ещё командир и штурман. Четвёртый член экипажа не сумел открыть свой люк и выбраться...

«Так и погиб наш Ваня Габрук, - печалится ветеран. - А нас отвезли в штаб 1-й воздушной армии 3-го Белорусского фронта. Встретил командующий генерал-полковник авиации Хрюкин. Молодой был совсем. Ему тогда лет 35 было. Поговорил с нами и отправил в нашу эскадрилью. А там уж.. Закон был: если сбили, но вернулся из боя живым, то остальные отдавали положенные им боевые — по 100 граммов спирта. Столько, конечно, не выпьешь, но нам отдали».

Как Бабай в небо палил

Штурм Пиллау ещё шёл, а эскадрилья получила новое задание — передислоцироваться в Польшу, на 2-й Украинский фронт.

Полк стоял в городке Высоке-Мазовецке, недалеко от Белостока.

«Поляки принимали нас хорошо, как освободителей, - вспоминает Константин Евгеньевич. - Но и приказ был: если кто обидит местное население, тем более женщину, - вплоть до расстрела по закону военного времени. Точно говорю».

С этой базы Близнецов и летал бомбить Берлин. Сталин торопился: союзники подошли уже близко к столице Рейха, а он хотел, чтобы немцы подписали капитуляцию Советскому Союзу. Поэтому на штурм Берлина было брошено немыслимое количество сил, в том числе авиации. Что называется, в небе было не протолкнуться.

А потом...

«Был у нас такой Васька Кубайчук, - улыбается ветеран задорно, словно ему снова двадцать. - Мы его Бабаем звали. Утро. Спим в спортзале, где разместили лётный состав. Вдруг вбегает он, стреляет в потолок из пистолета и орёт: «Победа!» Мы повскакивали, похватали оружие из-под подушек и тоже давай палить в потолок!

Штукатурка сыплется на головы. Такой грохот стоит! И всё равно услышали, как технари на аэродроме шуруют из крупнокалиберных пулемётов.

Поляки перепугались. Решили, что фашисты наступают. А это была наша Победа!»

Сколько весит победа

Тяжёлый китель у Константина Евгеньевича Близнецова - наград много. На левой стороне два давних ордена Отечественной войны и совсем новый - «За заслуги перед Калининградской областью»: крест из тёплого балтийского янтаря.

А с другой стороны — россыпь медалей и знаков. Среди золотых и блестящих темнеет, будто подёрнутая пылью военных дорог, медаль «За отвагу». Она была самой первой, настоящая боевая.

Рядом другие, не менее ценные для ветерана, - «За взятие Берлина», «За победу над Германией» и «За победу над Японией».

С каждой связаны воспоминания — радость от фронтовых удач и горечь от потерь, имена и лица друзей и командиров и тысячи воздушных километров, которые остались позади его бомбардировщика.

Самый долгий перелёт, который довелось совершить, - из Польши в Монголию, летом 1945 года.

«Сначала в Москву. На построении перед нами выступил маршал Новиков: «Вы сделали большое дело. Мы победили фашистскую Германию. Но теперь у нас новая миссия на востоке».

И своим ходом до Монголии. Там снова вылеты, бомбёжки...

Японцы сражались отчаянно, но у них такой техники, как у нас, не было. Целыми дивизиями они прятались под землёй, а наши их оттуда выкуривали. Похоронные команды не успевали убирать их трупы... Однажды ехали мы где-то под Хайларом прямо по телам... Шофёр ударил по тормозам, выскочил, рвёт его... Пришлось нам трупы растаскивать».

* * *

Послужив на Сахалине, Близнецов получил звание лейтенанта, стал начальником связи эскадрильи. Потом перевели в Эстонию, а в 1953 году вышел в отставку. Хватит, навоевался.

Закончил техникум, работал в нефтеразведке. Побывал в заграничных командировках в Индии и Сирии.

«В индийском штате Ассам мы нашли месторождение, - говорит Константин Евгеньевич. - А вот под Калькуттой, хоть и пробурили на 3,5 км, - ничего. Не угадали геологи.

В 1975 году я приехал на работу в Калининградскую нефтеразведочную экспедицию, а в 1979-м на несколько лет отправили меня в Арктику, на острова Земли Франца-Иосифа».

Вот такая получилась биография.