Человек особой мощности

«Я родился 4 декабря 1921 года в деревне Амосово, тогда ещё Тверской губернии, и был у родителей, представьте только, 17-м по счёту, поскрёбышем, что называется, - рассказывает ветеран Великой Отечественной войны Михаил Фёдорович Егоров. - Да только времена были тогда такие, что дети часто умирали в раннем возрасте. Поэтому осталось нас у родителей только семеро».

Отец Михаила работал лесничим. Мужик он был крепкий, здоровый, но сам деревьев не валил. Его дело — контролировать и вести учёт. Чтобы лишнего не порубили и чтобы заплатили за работу всем по справедливости. 

Миша подрос, закончил седьмой класс и уехал в Осташков, где  поступил в финансово-экономический техникум. Стал инспектором-бухгалтером госдоходов. До призыва в армию поработал только несколько месяцев, но успел заслужить благодарность за выявленную недоплату в бюджет.

В октябре 1940 года Михаила призвали в армию и отправили в Клинцы. Где стали готовить из него топографического разведчика для артиллерии особой мощности. Она оснащена 305-миллиметровыми гаубицами и предназначена для уничтожения крупных укреплений противника.

«Поэтому в конце концов я и попал под Кёнигсберг, - говорит Михаил Фёдорович, - где мы штурмовали сразу четыре форта с южной стороны города. Наши гаубицы на позиции перевезти можно только по железной дороге, да и то по частям - станок, люлька, ствол. Потому что весит орудие почти 64 тонны. От станции даже строят специально узкоколейку до самых позиций. Там для пушек роют котлованы, чтобы они стояли устойчиво». 

Михаил же должен был определять цели для стрельбы - засекать огневые точки противника и давать их координаты.

«Накануне войны никаких открытых разговоров о ней не было, - говорит ветеран, - но чувствовалось, что страна к чему-то готовится: на запад шёл состав за составом.

22 июня на 10 часов у нас в полку назначили митинг. Полк выстроился, и мне торжественно вручили значок «Отличник Рабоче-крестьянской Красной Армии». Такой тогда имели только ещё двое.

А ближе к обеду был второй сбор. Нам объявили, что по радио выступил Молотов и сказал, что началась война».

Ребята стали записываться добровольцами на фронт. И Миша, конечно, тоже. Их действительно отправили, но... в тыл! В Чкаловскую область (ныне — Оренбургская). 

«Все загудели, - говорит Михаил Фёдорович. - Как же так?! Война через месяц-другой закончится, а мы и повоевать не успеем! Но командиры нам терпеливо объясняли, что наша артиллерия ещё  пригодится. Только в других боях». 

Михаил ещё дважды писал рапорт, чтобы его взяли на фронт. Но ни в битвах за Москву ни за Сталинград так и не поучаствовал - разрешения не дали. И только в 1943 году помкомвзвода сержант Егоров был отправлен на Ленинградский фронт. 

«Артиллерия особой мощности стреляет на 11 километров, поэтому мы стояли подальше от передовой, - объясняет Михаил Фёдорович. - Били по укреплениям противника на линии фронта. Нас самих почти не бомбили. Хорошо прикрывали более лёгкая артиллерия и авиация. Мы били по фашистам и ждали, когда же командование начнёт наступление. И весной 1944 года это время пришло».

С боями полк дошёл до самого Кёнигсберга. Где-то под Гомелем эшелон угодил под бомбёжку. Вагон разворотило, и Миша вылетел под откос. Но всё обошлось.

На землю Восточной Пруссии Миша ступил уже в составе 3 Белорусского фронта и в звании старшего сержанта, будучи комсоргом дивизиона и политработником.

«Я разъяснял солдатам цели нашего командования и поведение врага, - рассказывает ветеран. - Говорил, что своей точной стрельбой мы спасаем не сотни, а тысячи жизней наших пехотинцев. Старался вдохновить ребят перед боем, чтобы не пасовали. Поэтому сам всегда находился у орудий». 

Артдивизион подошёл к Кёнигсбергу с юга. Задача - во время штурма города-крепости оказывать поддержку 11-й гвардейской армии генерала Галицкого. А для начала - подавить сопротивление четырёх хорошо укреплённых немецких фортов.

Гаубицы установили в Гутенфельде (сегодня — пос. Луговое Гурьевского района, - авт.). По прямой - километров за десять от цитадели. 

Ровно в 9 часов утра 6 апреля 1945 года артиллеристы ударили по крепости. Чуть позже к ним присоединились и гаубицы. И тогда линия оборонительных фортов превратилась в сплошную стену разрывов. Огонь вели по заводам, фортам и мостам. Всего для разрушения было намечено около четырёх десятков целей. 

«Три часа небо рассекали наши снаряды, - вспоминает Михаил Фёдорович. - Где-то я читал, что во время штурма советская  артиллерия израсходовала больше 1300 вагонов боеприпасов. Знаю, что при артобстреле форта №11 («Фридрих фон Дёнхофф», находится на ул. Энергетиков, в конце Дзержинского, - авт.) по нему выпустили 460 снарядов и было 340 попаданий».

Немецкий гарнизон капитулировал. В городе установилась мирная жизнь. Но в руинах и домах пряталось ещё немало гитлеровцев, которые не желали сдаваться и продолжали убивать наших солдат. 

«Поэтому по всему городу дежурили патрули, - рассказывает Егоров. - Ходил в них и я. Правда, не было случая, чтобы мы кого-нибудь поймали. Зато помню, как зашли в один дом. Открыла нам женщина. И так на нас глянула... Я понимаю. В  комнате спали две её дочери. А гитлеровская пропаганда хорошо поработала: люди ждали, что мы их истязать и убивать будем. Мы же осмотрели квартиру, дали девочкам сухарей и собрались уходить. Когда их мать поняла, что мы ни её детям ни ей самой ничего не сделаем, она упала на пол и стала обнимать наши колени...» 

Все Мишины родственники так или иначе внесли свой вклад в Победу. Муж сестры Фаины воевал в партизанском отряде. Другой сестре, Марии, полицаи даже пистолет к голове приставляли, чтобы заставить её сказать, где его искать.

«А с отцом произошла беда. Он же был лесничим и знал лес как свои пять пальцев. Фашисты требовали, чтобы он указал, где партизанский лагерь. Он и повёл туда полицаев. Привёл, а там пусто! Конечно, отец сначала потихоньку сходил к партизанам, спросил, как ему быть. Ему и велели: «Веди и показывай». Но сами, естественно, заблаговременно ушли.

Обнаружив пустые землянки, полицаи рассвирепели. Стали избивать отца. Он упал на землю, а они давили его лошадьми... Поэтому отец вскоре после войны умер. Я его так больше и не увидел...» 

После войны Миша хотел демобилизоваться, но добро ему опять не дали, а отправили на курсы переподготовки офицерского состава. По их окончании он поступил в Военно-политическую академию.

«Документы подал на артиллерийский факультет. Их тщательно проверяли. Ведь моя родная деревня несколько месяцев находилась в оккупации. Но ничего компрометирующего не обнаружили.

И вот поступающих собрали в зале. 

- Товарищи офицеры! Коммунистическая партия и лично товарищ Сталин говорят, что стране нужен сильный флот. Поэтому мы вам предлагаем зачисление на военно-морской факультет.

Михаил подумал и согласился. 

Академию капитан-лейтенант Егоров окончил в 1953 году. И начал службу на 4-м флоте Балтфлота, который базировался в Таллине. Был назначен заместителем командира дивизиона тральщиков. Лет десять после Победы такие тральщики занимались разминированием акватории Балтийского моря и проливов.

«Работа тихая вроде: дадут кораблям по полосе, и те тралят её несколько раз туда-сюда. Но они ходили по минам каждый день. И в любой момент могли сами подорваться».

Когда траление закончили, Егоров стал замначальника политотдела, а в 1956 году его перевели в Калининград.

Что называется, за особую дерзость.

«Тогда начались большие сокращения на флоте, - рассказывает Михаил Фёдорович. - Приехал к нам начальник из Москвы. Вызвал меня на беседу. «Ну что, товарищ Егоров, староваты вы для флота...», - говорит. Мне 35 лет тогда было, а ему все 60! Я и ответил, что не ему мне это говорить. И меня отправили сюда.  

А в Калининграде вызвал меня контр-адмирал Почупайло. И говорит: «Что ж, товарищ Егоров, ты ещё молодой, и потому посылаем мы тебя на самый ответственный участок». Так я стал замначальника  флотского строительного управления. Но службу свою закончил капитаном 1 ранга в 1973 году уже под Москвой, в режимной части, которая занималась разведкой на Америку. А это уже военная тайна!»