Уловка Патирга

Сегодня, 13 августа 1365 года от Рождества Христова, Ульрих фон Хатнов опять пожалел о том, что в объединённом войске крестоносцев, которое он возглавил для похода на Городен (Гродно), участвуют «лучшие из английских и шотландских рыцарей». 

«И чтоб им пусто было, этим «лучшим», - сокрушаясь, с горечью вспоминал утреннюю свару Ульрих, следуя на рысаке впереди своей рати. - Ведь всё дело испортят!»

«Плохая собака громко и часто лает, но не кусает», - повторял ему отец, имея в виду кичливых заносчивых рыцарей, которые в бою были самыми ненадёжными и трусливыми. Как бы не оказался он прав и сейчас…

А с чего всё началось? 

Со спора: кто именно понесёт впереди дружины символ воинской доблести - хоругвь Святого Юрия. Начал склоку англичанин Эдард Кентский. Он, видите ли, должен после похода похваляться на игрищах и ристалищах перед дамами, что ему, как лучшему воину, доверили её. 

Поддержал его претензии шотландец Генри Уоллес: «Сколько раз вы, благородный рыцарь Эдард, с честью выходили победителем из блестящих поединков, опрокидывая врагов наземь и попирая их грудь ногой!»

Крестоносцы из Германии, услыхав такие речи, стали роптать. Сердца их ярче зажглись любовью к Спасителю, Иисусу Христу. Все единодушно выдвинули, как самого достойного нести хоругвь, немецкого рыцаря Куно Хаттенстеина. Который с неустрашимой душой и неукротимым сердцем преуспел в усмирении плоти, бросается на врагов в бою как лев, и настолько силён, что берёт двух любых оруженосцев сзади за пояс одним пальцем и высоко поднимает, хотя те и упираются. 

Немецкая рать так рьяно настаивала на кандидатуре Куно Хаттенстеина, что англичане и шотландцы, вначале хватавшиеся в бешенстве за мечи, вынуждены были в итоге с ней согласиться.

- Боюсь, что они для вида только нам уступили, а на самом деле затаили глубокую, скрытую до времени досаду, - полагал Ульрих фон Хатнов, опять же вспоминая своего отца, любившего приговаривать: «Schimpfen bringt Schimpf» (Ругань рождает обиды).

Сегодня по совету братьев он выслал вперёд разведчиков, чтобы исследовать пролегавшие перед войском пути. 

«Просто земли ужаса, - вернувшись вечером, доложил один из них. - Кругом глушь - непроходимые заросли и болота».

Чем дальше воины забирались в этот волчий край, тем больше изумлялись: все попадавшиеся им деревеньки словно вымерли. Некого и нечего грабить! Было ясно - часть народа попряталась за стенами Городенского кремля, часть перебралась в леса. Но как успели так быстро предупредить людей?

Еды становилось всё меньше, но братья терпели голод и верили: язычники, закостеневшие в своих пороках и невежестве, должны понести наказание за смерть Христа!

Не зря же в начале августа тевтоны вышли в поход из стен Кёнигсбергского замка и их напутствовал маршал Пруссии: «Во имя Господа аминь. Предстоит нам сражение с врагами нашими, кривичами (население Чёрной Руси, - авт.). Не бойтесь их, братья, ибо Господь, Бог наш, с нами. Это не наша война, а Божия. И отпустятся нам грехи наши». 

Каждого воина крестили и окропляли святой водой священники, стоя у ворот замка.

Ульрих фон Хатнов надеялся только на то, что обороной Городена руководит 26-летний литовский князь Патирг Кейстутович, значительную часть военной силы отославший в Ковно (Каунас), и поэтому сейчас шансов выстоять у него немного.

… А тем временем, пока войско крестоносцев подходило к Городену, князь Патирг не ел и не спал сутками напролёт. (Худые же вести быстро доставляют.) Мысленно он уже видел, как защищается его дружина, спуская по склонам холма, на котором стоит кремль, «катки» (громадные брёвна), как осыпают его воины нападающих копьями, камнями, стрелами из луков и арбалетов. Но и тевтоны наносят защитникам крепости большой урон, стреляя из луков и баллист, а главное, пробивая бреши в стенах осадными машинами. 

«Нет, не выстоять нам! - отчаивался Патирг. - Спасёт только хитрость! Ну что же придумать?»

И он выработал план.

В одно погожее августовское утро литовский воин, всматривающийся на крепостной стене Городена в даль, увидел приближающееся войско крестоносцев. Он дал знак - и ворота кремля отворились. Из них стала выходить длинная процессия: впереди христианские священники с крестами и иконами, за ними женщины и дети с хлебом, солью и снедью.  

Рыцари, в особенности английские и шотландские, оторопели. Они ожидали увидеть в этой лесной глуши буйных и кровожадных язычников, а к ним приближался... крестный ход! 

- Так вы нас обманули! - в запальчивости крикнул в лицо Ульриху фон Хатнову английский рыцарь Эдард Кентский. - Вы нас убеждали, что придётся воевать с язычниками. А здесь христиане! С христианами мы драться не будем!

- Не будем! - поддерживая Эдарда, глухо пронеслось по рядам англичан и шотландцев. 

- Один шмель лучше целого роя мух! - презрительно кивнул в их сторону тевтонский рыцарь Куно Хаттенстеин. И, крепче зажав в руке хоругвь Святого Юрия, ринулся было с мечом на мирную процессию.

- Стой! - Преградил ему путь Ульрих фон Хатнов. - Запрещаю! Патирг только этого и хочет! Англичане бросятся их защищать и мы станем рубиться друг с другом!

- Вам имя «Да и Нет», как тому старому нерешительному рыцарю, который… Который… - Куно Хаттенстеин в горячности не смог припомнить ни имени того плохого рыцаря ни его плохих дел. Однако, дёрнув головой, Ульриху фон Хатнову всё-таки подчинился, и меч свой спрятал в ножны.

Эдард Кентский первым приблизился к процессии городенчан и принял их набожное приветствие. Женщины с улыбками раздавали его голодным воинам провизию, в то время как немецкие отряды стояли в стороне и наблюдали эту удивительную картину.

- Всё! Мы уходим! - Объявил, наконец, Эдард. Трубачи протрубили отход и он повёл свои английские и шотландские дружины назад, на запад. 

За ними нехотя, медля, всё же последовало и войско тевтонов вместе со своим предводителем Ульрихом фон Хатновым. 

План Патирга сработал. Крестоносцы отступили, Городен не потерял при этом ни одного своего защитника.