ГРУЗОВИК С ПЕРЕСЕЛЕНЦАМИ С ТРУДОМ ВЫПОЛЗ ПО РАЗВАЛИНАМ НА БУДУЩИЙ ЛЕНИНСКИЙ ПРОСПЕКТ. И ЛЮДИ ЗАСТЫЛИ В ШОКЕ. ВМЕСТО ДОМОВ СТЕНЫ С «ГЛАЗНИЦАМИ» ВЫБИТЫХ ОКОН, А ИЗ РУИН ВАЛИТ ДЫМ…
ЖЕНЕЧКА УСЛЫШАЛА, КАК ЗАПРИЧИТАЛА МАМА: «ВАНЕЧКА, ПОЕХАЛИ НАЗАД… И ПАПА В ОТВЕТ: «ЛИЗОНЬКА, КОНЕЧНО, ПОЕДЕМ»
Юлия ЯГНЕШКО
Евгения Ивановна Волох, в девичестве Голованова, приехала в Кёнигсберг 26 июня 1945 года вместе с родителями. Её отца, Ивана Тимофеевича, квалифицированного рабочего из города Чапаевска, направили сюда восстанавливать ЦБК-1.
«Всю войну мои родители работали на военном заводе, - рассказывает наша собеседница. - Мне было семь лет в 1943-м, но я помню, как на заводе случилась диверсия. Взрыв слышал весь город. Мама схватила из люльки братика, и тут же на то место, где он лежал, рухнул кусок штукатурки.
В нашем бараке повыбивало стёкла из окон. А папа потом рассказал, что горящие болванки для снарядов из его цеха разлетелись по всей округе.
В Кёнигсберг мы прибыли с одним из первых эшелонов с рабочими. Нас погрузили на машины, вывезли на современный Ленинский проспект... Это ужас! Разговоры стихли, а мама запричитала…»
Проехали мимо разбитого, но всё ещё красивого замка, памятника Бисмарку с пробитой головой.
- Наши расправились,.. - сказал кто-то.
Комбинат находился в районе Лип (позже - посёлок Октябрьский, окрестности Ялтинской, - прим. авт.). Приехавших выгрузили возле правления. Мама расстелила на земле у забора одеяло, уложила детей, а папа отправился на совещание.
Улицы в посёлке были номерные, и утром Головановых заселили в дом № 32 на 11-й улице (сейчас — Краснопрудная, - прим. авт.).
Дом на две семьи. Из удобств — двор, сад и водопроводная колонка.
Мебель Иван Тимофеевич добыл в пустующих домах.
Первые дни с завода приезжала походная кухня с кашей. Потом стали выдавать пайки — муку, консервы, сухое молоко, сахар, рыбу.
Отец пропадал на комбинате, ведь предприятие нужно было запустить поскорее. И где-то в октябре уже пошла целлюлоза.
А в феврале 1946-го в семье Головановых случилось пополнение — родился ещё один мальчик, новый житель нового советского края.
«Потарок» для фрау
В городе оставались немцы, поэтому папа приказал детям:
- Со двора ни шагу!
Немецкие специалисты на ЦБК получали карточки. А для женщин работы не находилось. И они с детьми голодали.
«Только и слышно у калитки: «Фрау… Битте, эссен…», - вспоминает Евгения Ивановна. - И немка показывает на коляску. Мол, дайте еды для ребёнка. Мама всегда подкармливала.
Одна немка приходила к нам почти каждый день. Как-то зашумели на улице. Мы выбежали, а там милиция у соседнего дома. Оказалось, что эта немка вскрыла свой клад и несла нам хрусталь - фруктовницу и молочник. У неё стали отбирать, а она всё повторяла: «Потарок… Фрау!» Эти вещицы до сих пор у меня».
Другую немку мама взяла помогать по хозяйству. И доверяла так, что когда в 1947 году папа получил первый отпуск, родители с младшим братиком уехали на родину, а нас оставили на Марту. Она водила нас к замку. Показала кирху, где венчалась.
В августе 1947 года её вывезли в Германию».
После отъезда немцев детям разрешили выходить на улицу. И ребята даже ходили в походы: брали горбушку хлеба, бутылку с водой - и на велосипедах до Берлинского моста.
«А однажды в посёлок нагрянула банда. Я тогда ночевала у подружки. Проснулась, а надо мной стоит мужчина в военной форме. Приложил палец к губам: «Молчи!» Я закрыла глаза.
Утром думала, что это приснилось. Но на полу валялись пластинки, а из шкафа исчезла одежда.
Грабители тогда прошли по всей улице. Часть украденного потом обнаружили на чердаке будущей 13-й школы».
Кукла за молчание
«Уже в 1945 году открылась первая школа в городе - № 1, сейчас это 1-я гимназия, - продолжает Евгения Ивановна. - И нас возили туда на полуторке. Здание красивое. Большой холл. Там стоял рояль. На большой перемене на завтрак давали блинчики. Никто из нас их раньше не пробовал!
На обратном пути на Коммунальной или ещё на какой улице мальчишки уговаривали водителя остановиться и вместе с ним шарили по брошенным домам. Девочки сидели в кузове. За молчание нам приносили найденных кукол.
Потом я училась в школе № 2 на пересечении Литовского вала и Московского проспекта. Кроме обычных уроков нам преподавали танцы.
Школу № 13 в посёлке открыли в 1949 году. Классы и спортзал нам казались громадными. Плиточный пол. Его чем-то натирали.
Учителя все молодые, только после института.
Море я увидела летом 1948 года, когда у папы, наконец, появились выходные и руководство ЦБК-1 стало организовывать поездки в Светлогорск.
Ещё запомнилось, как мы пошли к Кафедральному собору и представляли, что его восстановят с прозрачным стеклянным потолком».
Из акушеров в педиатры
В 1954 году Женя закончила школу, скромно отметила выпуск в школьной столовой, прогулялась с ребятами к Берлинскому мосту, распевая песни, и поехала в Каунас, поступать в мединститут.
Сдала экзамены хорошо, но квота в группу на русском языке была небольшая, и она не прошла.
«Я поступила в наше медучилище, училась у Виктора Львовича Лапидуса на акушерском отделении», - говорит Евгения Ивановна.
Сестринскую практику после третьего курса проходила в роддоме № 1 на Клинической.
«Тогда, в 1958 году, я встретила своего будущего мужа, тоже Женю, - улыбается наша собеседница. - Познакомились мы на «фонтанке». Так называли открытую танцплощадку на каскаде фонтанов возле ликёро-водочного завода. По вечерам там танцевали у круглого бассейна, заполненного водой. Очень красиво!»
«Из нашей группы впоследствии человек пять стали врачами. Я закончила медицинский институт в Горьком, стала педиатром».
Летом конспекты и зубрёжку, как и большинство советских студентов, она меняла на романтику: ездила на целину. Сначала на Алтай, а потом в Казахстан. Маленькая и худенькая, Женя работала наравне со всеми - и на тракторе, и на комбайне, и кашеварила.
Получив после института распределение в Киргизию, в закрытый городок Майли-Сай (район урановых разработок), стала врачом детского отделения местной медсанчасти.
«Главное — профилактика. То есть прививки. От дифтерии, столбняка, коклюша. Идём мы с моей медсестрой. Местность гористая. Тяжело... Придём в аил и отлавливаем детей, как баранов на стрижку, чтобы сделать укол. За руку, за ногу… Как ухватим».
Сама придушила...
Евгения вышла замуж и вернулась в Калининград. Работала участковым врачом в поликлинике при городской больнице № 1 (больница - на ул. Горького, напротив школы № 7, а поликлиника - на Пролетарской, позже это здание передали под стоматологию).
Участок ей достался сложный — Северная Гора и конец улицы Невского.
Как-то вызвали к мальчику 6 лет. Температура под 40 и страшная сыпь — живого места нет.
Корь? Вроде нет...
Ребёнок покрылся волдырями, они полопались, кожа отходит… Помогли только московские врачи. Оказалось, что это аллергическая реакция на противогрибковую мазь, которой мама его лечила без назначения.
А однажды Евгения Ивановна пошла на патронаж к женщине, которая родила двойню. Один малыш с уродством — отсутствует нёбо. Я успокаиваю мать, говорю, что всё можно исправить. А она в трансе, к ребёнку не подходит.
И вот веду приём в поликлинике. Вдруг вбегает она: «У меня ребёнок умер!..»
Сестра давай скорую вызывать, а я бегом к ней домой, буквально через дорогу. Начала реанимировать, но…
Милиция установила, что мальчика придушили.
* * *
Из-за нехватки узких специалистов горздравотдел кинул клич: каждому врачу учиться и овладеть ещё какой-то специализацией.
Евгения Ивановна выбрала эндокринологию, стала внештатным детским эндокринологом города.
«Осматривала по 150 детей в день в садиках и школах, - говорит она. - Выявляла заболевания щитовидной железы, избыточный вес, недостаточный рост, а у мальчиков — недоразвитие половых органов.
Но ходила по лезвию ножа. Ведь механизмы действия гормонов были ещё мало изучены. Приходилось работать на интуиции.
Надеюсь, что не ошибалась. Во всяком случае и сейчас на улице ко мне часто походят: «Помните меня?» Значит, всё не зря».