Когда грузовик вкатился на улицы Кёнигсберга, у всех женщин на глаза навернулись слёзы. Как здесь жить? Где детей учить?! Ведь камня на камне нет... Города нет!
Но приказ есть приказ. За два года, которые Ольга провела на фронте, приказ стал законом. А теперь она ещё и жена военного… И Оля крепче прижалась к плечу мужа, мичмана водолазного отряда Дмитрия Осокина
Юлия ЯГНЕШКО
Детство Лёля провела на железной дороге, на станции Баталино Калининской области. Отец, Андрей Васильевич Васильев, работал начальником блок-поста. Мама, Татьяна Леоновна, хлопотала по дому, растила семерых детей, среди которых Лёля была младшей.
Потому и заботы для Лёли полагались полегче — утят напоить, цыплят накормить, приглядеть за ягнятами.
Но война всех сравняла.
Чуть ли не с первого её дня станцию беспрерывно бомбили. В первый раз мама так растерялась, что схватила трубу от самовара и залезла в крапивные заросли, где они с Лёлей и переждали налёт. Но через неделю они стали такие опытные, что безошибочно определяли: чей самолёт гудит - наш или немецкий.
«Фашисты жали на нас здорово, - вспоминает Ольга Андреевна. - Мы же как раз посередине между Москвой и Ленинградом. Но дорогу на Ярославль наши держали изо всех сил».
Боялись тишины
В 1943 году стало тревожно. Даже военные, которых поставили к Васильевым на квартиру - командир части и начальник штаба, — заговаривали о том, что фашисты слишком близко. Поэтому когда войска собрались перебрасывать, Татьяна Леоновна, проплакав всю ночь, отправила дочь с воинской частью.
Так Лёля и очутилась на фронте. Практически добровольцем, только форму получила без знаков отличия.
Часть, куда её приписали, пошла под Москву и следовала за фронтом километрах в 8-10, чтобы оперативно ремонтировать вооружение - миноискатели, автоматы и миномёты. Порой подходили и танки с лязгающими порванными гусеницами.
Ольга должна была всё это принять, оформить, а если надо — помочь разгрузить или в карауле ночь отстоять.
«Первый год девчонки ревели каждый день, - говорит Ольга Андреевна. - Ведь такие налёты были! А если затихало, если пули не летели и трассирующих ночью не видно, то ещё страшнее. Значит, что-то готовится. И люди притихают и ждут... А потом! Стрельба, взрывы, всё ухает-бухает, гудит-гремит, земля трясётся! Но самое страшное уже после, когда наступала тишина. Вокруг руки-ноги валяются, внутренности на ветках... И надо всё собрать. Особенно боялись девочки головы брать... Хорошо, если вилы есть — подцепишь - и на плащ-палатку. Потом заворачивали и хоронили прямо в воронках. Часто даже не знали кого — по одной руке не опознать... Смерть на вой-
не близко ходит. Однажды бомба ухнула, солдата, что рядом стоял, и разорвало, а мне только осколок по лицу скользнул. Тогда такое и за ранение не считали».
Из Курляндии в Пруссию
«Где упал, тут и спишь, - вспоминает Ольга Андреевна. - Только голову приклонишь, а уже будят: «Вставай, Оля! Ты уже час лежишь, а Катя еле на ногах держится!»
Единственная радость — письма из дома, где папа сообщал мирные новости: корова отелилась, овечка принесла. Но иногда и из тыла письма приходили тщательно поправленные перлюстраторами. Всё, что могло расстроить, тогда тщательно штриховали.
Из-под Москвы часть направилась через Бологое к Ленинграду, а оттуда в 1944 году в Латвию. Там Ольгу и оставили писарем-машинисткой секретной части при комендатуре.
В Елгаве встретили недружелюбно. «Наверно, что фашисты, что мы, были для них завоевателями. А чувствовалось это каждый день. Никогда нам латыши дорогу на тротуаре не уступали! Доходило и до откровенных стычек».
Но именно Елгава осталась для Ольги особенной навсегда. Ведь там она встретила победу и своего будущего супруга. Дима Осокин служил водолазом, ремонтировал подводные части кораблей. Решительно сделал предложение и повёз в Баталино, где они зарегистрировались и сыграли скромную свадьбу.
Через месяц, вернувшись в Елгаву, и узнали, что мичмана Осокина переводят в Кёнигсберг.
Чудная рыбалка
Несколько семей погрузили в грузовик и они двинулись к новому месту службы. Оля ещё не знала, что направление в Кёнигсберг — почти наказание. Всё стало ясно, когда машина медленно пробиралась по заваленным улицам, то и дело натыкаясь на непроходимые участки.
«Поселили нас в доме с большущей трещиной на будущем Новом валу, - вспоминает Ольга Андреевна. - Дали 10-метровую комнатку в квартирке на две семьи. По городу страшно было ходить. Сверху сыпались кирпичи, а развороченные крыши жутко гремели железными листами под напором ветра».
Город выглядел безлюдным, по ночам, казалось, вымирал. Но как праздник — так на демонстрации толпы народу! Ольга только диву давалась, откуда они берутся.
«Мы ведь тут и немцев ещё застали, - делится Ольга Андреевна. - Бывало, выйду на улицу, а под стеной дома труп. Это местные умирали от голода. Одна немка всё рассказывала, что она актриса кёнигсбергского театра. Ходила уже опухшая, но каждый раз шипела сквозь зубы: «Русиш швайн... Нихт арбайтен!» Мол, вы русские свиньи и на вас я работать не буду. Так и умерла от голода...»
Продукты сначала давали по карточкам. Их район был прикреплён к магазинчику на спуске от Житомирской к Московскому проспекту. Если продукты кончались, карточки могли и пропасть. Тогда дорога в коммерческие магазины, где было всё, но цены «кусались».
А одежду или другие вещи, в основном трофейные, покупали на «толкучке», на нынешнем Центральном рынке.
Настоящая беда была с дровами. Так Дима принёс багор и Ольга ловила им брёвна со сплава в Преголе, чтобы печку топить.
Вдруг начинается шум: угорь пошёл! Это когда ЦБК спускал в реку отходы, угорь и поднимался к поверхности. А люди обмажут руки в глине, чтобы рыба не выскользнула, схватят её и на песок. Крику!
Могила на дне
Дмитрий работал в отряде ЭПРОН (Экспедиция подводных работ особого назначения), который уже тогда разместился у реки в начале улицы Дзержинского.
Сначала водолазы расчищали русло Прегеля, чтобы восстановить судоходство. Муж рассказывал, что возле спиртового завода обнаружили огромную груду ящиков, в которых были упакованы тарелки, чайные сервизы и столовые приборы. Но бывали и другие находки.
Как-то матрос только спустился на дно, а уж дёргает за верёвку — поднимайте! Вытащили, а на нём лица нет. Когда в себя пришёл, рассказал, что на дне огромная баржа и все трюмы забиты мертвецами...
Дань Сталинграду
Года два Ольга присматривала за дочерью своей сестры, которая приехала к ним по вызову. Потом стала работать делопроизводителем в ЭПРОНе. Оттуда ушла в УНР-70, а затем, в 1973 году — в прокуратуру Балтийского района.
Но где бы ни трудилась, ещё много лет каждый день после работы ходила расчищать Калининград. Разбирала кирпичи и на Новом валу и на улице Казанской, где потом Осокиным дали квартиру. И на улице Маяковского, как тогда называли часть Ленинского проспекта от вокзала до Преголи.
Кирпич грузили на катера и переправляли на баржи. Говорили, что он пойдёт на восстановление Сталинграда.
«Кругом были дома, доверху засыпанные обломками, - рассказывает Ольга Андреевна. - Их туда сбросили, когда первые дороги расчищали. Вот их мы и разбирали. Видите, какой Дворец культуры моряков сейчас? А тогда львы охраняли одни погорелые стены, куда люди в туалет бегали. Мы там долго возились. На полу — слой пустых гильз в 20 сантиметров. Вот какие бои здесь были...»
* * *
Много воспоминаний у Ольги Андреевны о городе, где прошла её молодость. Ведь это на её глазах невероятное стало очевидным: уничтоженный город отстроился, похорошел и воспрял. А недавно Ольга Андреевна Осокина отметила своё 90-летие. Поздравляем!