День клонился к вечеру. Толя Севостьянов с товарищами готовился выходить в наряд на охрану государственной границы. И тут завыла сирена и последовала команда: «Тревога!»
Хватая оружие, он услышал разговор командиров: к границе на машине прорывается группа неустановленных лиц...
Юлия ЯГНЕШКО
«Я немало поколесил по стране, - рассказывает Анатолий Михайлович Севостьянов. - В детстве с отцом. Он плотничал, ездил на заработки. Возил с собой семью, пока, наконец, не обосновался под Москвой, на станции Барыбино.
В 1939 году, когда мне ещё и двенадцати не исполнилось, умерла мама. От туберкулёза. Тогда его почти и не лечили… Отец женился снова. Жена его была очень хорошая женщина. Меня, брата и сестру любила. С нею мы и остались, когда отца забрали на фронт».
Видел в небе таран
Толя в 14 лет стал старшим в доме. И вся мужская работа — сена накосить, заготовить дрова — на нём, а ещё отвезти молоко на продажу.
«Ездил я в Москву, на Павелецкий рынок, - вспоминает он. - Встану в ряды и торгую».
Потом начались бомбёжки. Не так часто. Наверно, на станции фашисты не наблюдали скопления составов и большого стратегического значения она не имела.
Но всё же, как только раздавался гул, люди выскакивали из домов и сидели под их стенами. Следили, как зенитчики прочёсывают небо своими прожекторами, чтобы обнаружить вражеские самолёты. В подвалах почему-то не укрывались. Наверно, боялись завалов.
«Мужчин из нашей округи забрали буквально 23 июня, - рассказывает Анатолий Михайлович. - Всех подчистую. И колхозные поля в 1941-м остались неубранными. Женщины одни не справлялись, да и окопы рыть нужно. Поэтому первую военную зиму жили впроголодь. А весной, как только сошёл снег, ринулись выкапывать картошку, морковку и так далее.
Немец подходил всё ближе. Но пошёл не на нас, а на Каширу, километрах в 50-ти южнее».
Ещё Анатолий Михайлович рассказывает, что видел знаменитый таран Виктора Талалихина. Уверен, Талалихина!
… Ночью 7 августа 1941 года лётчики пошли на перехват вражеских бомбардировщиков в небе над Подольском. Завязалась перестрелка, а потом Талалихин сел на хвост «Хейнкелю». Нажал на гашетку… Но пулемёт молчал! Кончились патроны.
И тогда он решился таранить.
Такой манёвр не предусмотрен уставом. Ему не учат инструкторы. Но советские пилоты, защищая Родину, использовали и это средство. Как правило, последнее для лётчика.
Виктор направил самолёт на «Хейнкель» и после столкновения выпрыгнул с парашютом из горящей машины.
За беспримерное мужество, за победу над немецким асом, удостоенным самой высокой награды Германии - Железного креста, 22-летний парень получил звание Героя Советского Союза...
А отец Толи с фронта вернулся.
«Я как раз был на сенокосе. И тут кричат: «Толя! Твой отец приехал!» И я побежал на станцию. Километра два без остановки. Там и встретились».
Железный занавес
Окончив школу, Толя Севостьянов поехал в Москву, работать на машиностроительном заводе. А сам мечтал попасть в лётное училище. Но, - не судьба.
«Перебегал я дорогу на Крымском мосту, и меня сбил мотоцикл. В итоге - переломы обеих ног. Очень долго провалялся в больнице. Когда выздоровел, уехал в Баку, работал на подшипниковом заводе. Там вступил в партию, входил в городское бюро. Потом меня пригласили работать в КГБ, а в 1955 году отправили служить на границу».
Это была граница с Ираном, которая проходила по реке Аракс в Азербайджане.
«Наша застава считалась крупной — полсотни человек личного состава, - рассказывает ветеран. - На границе имелось и заграждение, и распаханная контрольно-следовая полоса, и другие хитрости. Хорошо помогали и непроходимые заросли из ежевики и других колючек. А в них ещё москиты, змеи… Даже собака туда не шла».
Бывало, что ночью по 3-4 раза поступала команда «В ружьё!». Значит, сработала сигнализация и необходимо проверить, на каком участке и почему.
«Чаще всего это перебегали зайцы, лисы и волки, - поясняет Анатолий Михайлович. - Поэтому, если раз за ночь нас поднимут, - это не ночь, а санаторий. А вот когда только вернёшься, упадёшь на койку, а тут снова взвывает сирена и мы опять бегом на поиски, и так несколько раз… То уже еле ноги от усталости таскаешь».
Конечно, обнаруживались и настоящие нарушители. Обычно это иранцы бежали от нищенской жизни. Но под их видом наверняка пытались пробраться в СССР и люди, преследующие совсем другие цели.
«Однажды на чужой земле заметили человека, который явно следил, как охраняется наша граница, - рассказывает Севостьянов. - Вряд ли это был бедный пастух. Примерно на третий день он решился и пересёк кордон. На поиски тогда бросили все силы: заставу подняли, резервы из погранотряда прислали, вертолёт выделили. Нарушитель менял маршрут, продирался через густой кустарник, шёл по воде, но его блокировали в зарослях. Просидев в них дня три, он стал выбираться назад, к Араксу. Только завяз в яме. Его настигли и задержали».
Девушек не замечать!
Из Советского Союза на этом участке границы бежали редко. Но однажды в воскресенье сыграли тревогу: к Араксу рвутся трое неизвестных.
Пока пограничники выдвинулись, нарушители, ехавшие на машине, продвинулись уже далеко. Их автомобиль увяз в грязи, они его бросили, и всё же успели перебраться на территорию Ирана.
«Кстати, нам очень помогало местное население. Они знали всех в лицо, быстро примечали чужака и сообщали куда надо. Но наши отношения с местными складывались непросто. Солдаты-то - парни молодые. А вокруг застав хлопковые поля. И работали на них девушки. Как проходят девицы мимо, кто-то из бойцов и пошутит, и прижмёт. Для солдат баловство, а там нравы строгие. Девушка домой, к матери-отцу. Скандалы закатывались грандиозные! Командир даже приказал настрого: девушек не замечать! Да как этот приказ выполнить? Молодость ведь...»
С границы за границу
В 1974 году Севостьянова перевели на западные рубежи, в Калининград. Тут в 95-м погранотряде он и закончил свою службу.
Отряд, к слову, известный. Участвовал в штурме Кёнигсберга и удостоен почётного наименования «Кёнигсбергский». А после окончания Великой Отечественной одним из первых стал на охрану новых государственных рубежей в Калининградской области.
Закончив службу на границе, Анатолий Михайлович пошёл в море.
«Я ходил на судах типа река-море, в торговом флоте, - говорит он. - Возили в Европу зерно, а обратно — технику. Побывал во Франции, Дании, Англии, Германии и Польше, конечно. В должности помполита — первого помощника капитана.
Несколько рейсов сделал и на судах побольше — «Ленинские горы» и «Крымские горы».
Главная задача помполита — воспитание экипажа, беседы, изучение личного состава на предмет благонадёжности, оказание помощи капитану.
Вот Севостьянов и отвечал за дисциплину и воспитывал идеологическую стойкость. Этому в советские времена уделяли большое внимание. Моряки сходили на берег в иностранных портах, чаще всего капиталистических. Нужно было достойно представлять свою страну. И пресекать провокации. А они, действительно, бывали.
Побег не удался
«Конечно, я побаивался, что кто-то сбежит, - делится воспоминаниями Анатолий Михайлович. - Перебежчики находились и в Калининградских базах. Но в моей морской практике произошёл только один случай, когда человек покинул судно, прыгнув за борт в открытое море.
Хорошо, что это заметила уборщица. Закричала. Старпом судно остановил, прыгуну этому бросили спасательный круг, спустили шлюпку и вытащили.
Беседую я с ним. И понимаю, что парень помешался. Уж от чего — не скажу. А прыгнул, чтобы спастись. Потому что американцы где-то рядом сейчас будут испытывать нейтронную бомбу, от которой погибает всё живое…
Так что побег случился не по моей, не по политической части, а по медицинской».