Рождественский шкаф

Это произошло в то чудесное время, когда русская армия, участвовавшая в Семилетней войне, возвратилась из похода на Вислу и расположилась в Кёнигсберге по кантонир-квартирам (для офицеров от артиллерии, - авт.). 

- Это не город – а обиталище утех и увеселений! – Взахлёб просвещал новоприбывшего Андрея его товарищ Иван Рындин, который попал в город на две недели раньше Никитина. – Вот сегодня, например, генерал-губернатор наш Николай Андреевич Корф (мы называем его «наш старик») – устраивает пир и маскарад. Хочешь? Пойдём вместе! Может, тебе сегодня повезёт (рождественская ночь же!). И сведёшь знакомство с какую-нибудь хорошенькою немкой. 

- Я не прочь! – Загорелся Никитин. – Но надобно же смастерить костюм? А у меня нет ни средств ни даже уже и времени!

- Ну, думай! Я уже купил себе платье кузнеца. 

И всё же за три часа до полуночи приятели явились вместе на маскарад, который проходил в оперном доме. Рындин быстро переоделся в одежду кузнеца. Никитин забрался с ногами и с головой в заранее склеенный им шкаф из картона – только из небольшой прорези светились счастливые глаза, да порой внизу выглядывали армейские сапоги. И так они вошли в большой театральный зал. 

О! Как ярко он был освещён! И сколько вокруг обнаружилось различных масок, нарядов, один другого страннее и удивительнее! Казалось, что у всех кёнигсбергских жителей и русских офицеров вскружилась вдруг голова и все они пожелали перещеголять друг друга в выдумках.

Некоторые были наряжены в костюмы диких народов, иные в платья художников и мастеровых - мельников, трубочистов, кузнецов; иные в платья древних римских сенаторов. Из всех особо выделялись молодые поручики Зиновьев и его двоюродный брат Григорий Орлов, который был ранен при Цорндорфе и приехал в Кёнигсберг на излечение. (Тот самый Орлов, который впоследствии стал фаворитом Екатерины Великой и участвовал в дворцовом перевороте, устраняя от власти её мужа, Петра III, - авт.). Оба брата – и Орлов, и Зиновьев были рослыми, красивыми молодцами, одетыми в чёрные бархатные платья арапов-невольников и подпоясанные розовыми тафтяными поясами, что особо подчёркивало их безупречные тонкие талии. Оба в чалмах с бусами. Цепь из жести сковывала братьев по рукам и ногам, добавляя шарму к их облику и костюмам. Понятно, что именно возле них и крутилось множество хорошеньких немок. 

Андрей Никитин попытался было заговорить с одной из них, но глупенькая немка, сделав испуганные глаза, сразу от него куда-то шмыгнула. 

- Андрей, ты же шкаф! – Попытался утешить его Иван Рындин, уже успевший познакомиться с дочерью толстого бюргера, явившегося на маскарад со всем своим разряженным семейством. – Сам же выбрал такой образ! А где ты видел, чтобы шкафы расхаживали между людей, да ещё разговаривали? Бог знает, что подумала о тебе эта особа.

- Почему же ты не сказал всё это мне раньше? – Огорчился Андрей. Ему хотелось сейчас только одного: искусать себе все руки – настолько расстраивался он при виде танцующих счастливых пар. И, прислонившись к стенке, он стал невольно прислушиваться к разговорам, которые велись вокруг него.

- Смотри, смотри, как вьётся возле Кейзерлингши мелким бесом наш старик, - кивнул в сторону высокого пожилого вельможи один русский офицер другому.  (О том, что генерал-губернатор Кёнигсберга Николай Корф заразился тут страстью к прусской графине из фамилии Кейзерлинг, Каролине Амалии, здесь все знали, - авт.). - Совсем голову потерял. 

- Он, будучи ещё в Петербурге, полюбил пышную и весёлую жизнь, - ответил ему его товарищ. - А сейчас выдумывает ещё всевозможные увеселения, чтобы только видеть Кейзерлингшу почаще. 

- Да нам-то что? – Вступил в разговор третий офицер. – Нам-то от этого только лучше. Вот, я слыхал, он выписал из Берлина целую банду комедиантов – надо пойти посмотреть – театр в Кёнигсберге изрядный, каменный, думаю, генерал наш доставит нам новое удовольствие этими представлениями.

- Сам хочу достать туда фрейбилет, и ходить сколько влезет, не платя ни цента, - отозвался офицер, первым начавший диалог. – Да, друзья! Чуть из виду не упустил! Пойдём сейчас же любоваться на иллюминацию во дворе Королевского замка! Её уже смастерили, туда поедет скоро всё кёнигсбергское общество.

И они засобирались на выход. Вслед за ними отправился и Андрей Никитин.

Когда офицеры подошли к Замку, там уже толпилось порядочное число жителей города. Народ не мог насмотреться и налюбоваться на подсвеченные ворота перед Замком, каменные столбы и решётку, украшенные еловыми веточками и тысячами горящих маленьких плоских ночничков, наполненных конопляным маслом. На столбах стояли хрустальные шары с разноцветными подкрашенными водами, а позади них тоже горели ночнички, поэтому казались эти шары драгоценными круглыми камнями. 

В числе глазеющих на иллюминацию Андрей заметил и ту пугливую немочку, с которой он тщетно пытался познакомиться на маскараде. Она стояла, чуть подавшись вперед и приоткрыв от изумления ротик. И бесхитростная эта сценка так умилила поручика, что он забыл и про Рождество и про иллюминацию. «Гут морген!» - Только и смог от растерянности произнести Никитин, когда незнакомка остановила, наконец, на нём вопросительный взгляд. «Гут морген!» - передразнила его юная пруссачка.

И не могли они предположить в ту минуту, что неожиданное знакомство это обернётся им потом годами долгой и счастливой совместной жизни...