Наш читатель Валерий Передерий летом 1945 года в Кёнигсберге стал очевидцем удивительного события, детали которого хорошо помнит до сих пор...
ДНЕВНИКИ ПОБЕДЫ
Жили мы тогда в районе Авайден (это в конце Аллеи смелых), рядом с железной дорогой в небольшом доме с аккумуляторным освещением
Было часов 10. Стояло тёплое, тихое солнечное утро. Совершенно голубое небо, ни облачка, удивительно прозрачная атмосфера, какая бывает в Пруссии при переходе от весны к лету или после грозы.
Я вышел на улицу на крик отца: «Иди скорее! Он пишет – Победа!».
Папа показывал на небо. Инверсионным следом самолёта там выделялось прописью: «Побе». Первая буква большая, заглавная. Какой-то невидимый волшебник медленно продолжал писать: «Побед».
При этом буква «о» не была соединена с остальными буквами.
Присмотревшись, я увидел на огромной высоте чуть впереди инверсионного следа едва заметную, освещаемую солнцем на разворотах точку цвета никеля – сам самолёт. Когда слово было закончено, начало его уже медленно расплывалось, а инверсионный след самолёта внезапно исчез.
Всё это тогда по малости лет я принял достаточно спокойно, война оставила и не такие впечатления, и отложил в тайники памяти на десятилетия.
Прошли годы. Много позже, через «начерталку» приобретя пространственное мышление, я вспомнил это событие и вдруг осознал, как изумительно лётчик владел самолётом и ориентировался в пространстве.
Невероятно! Это был виртуоз, настоящий ас! И даже больше. Ведь находясь внутри слова «Победа» без каких-либо ориентиров, кроме самого слова, он мог полагаться только на своё воображение и на то, что сегодня называется «инерционная система навигации». Только вот роль бортового компьютера исполняла его голова. Наверное, надо быть и художником, чтобы представлять себе всю картину ещё и со стороны.
Как удалось расположить слово достаточно ровно? Как между буквами и деталями букв могли появиться разрывы и слово стало читаться? Сбавляя обороты, выключая двигатель, одновременно проваливаясь? Не представляю.
Не сразу, постепенно, приходило осознание того, какие же именно люди сломили сильнейшую армию мира, а по окончании войны выглядели столь обыденно. Иногда с орденами и медалями, нередко без руки или ноги, а то и вовсе без них.
А ведь асы были и с той стороны, противник в военном отношении противостоял достойный и невероятно сильный. Мало того, немецкие солдаты полагали, что сражаются за правое дело. Услышать это от немецких ветеранов было большим откровением.
Как-то много лет назад в Шенефельде я наблюдал демонстрационные полёты и возможности «Мессершмитт – 109», управляемого, безусловно, очень опытным лётчиком. Самолёт выделывал невероятные трюки: уходил вертикально в небо, останавливался, медленно переворачивался на нос, пикировал и в 150 метрах от земли вновь уходил свечой в высь. Очень впечатляюще. И всё же это была скорее акробатика. А чтобы написать слово в небе, кроме акробатики необходимо ещё и что-то другое.
Вот вспоминается рассказ отца.
Незадолго до взятия Пиллау, в самом конце войны, когда уже взяли Кёнигсберг, на поляну в расположении штаба, где находился отец, приземлился подбитый немецкий истребитель. Большая редкость, авиация люфтваффе уже бездействовала. Откуда он взялся?
В штабе находились офицеры, которые ещё ни разу не видели немца-противника вживую, не военнопленного. Побежали к самолёту. Молодой лётчик стоял у крыла в ожидании. Подпустил их ближе и перестрелял всех в упор, даже последнего патрона для себя не оставил. Солдаты забили его насмерть сапогами. Война заканчивалась, все обострённо хотели жить. Этот предпочёл смерть. Воевать приходилось и с таким противником.
Но всё же – что это было в небе на востоке тогда ещё Кёнигсберга? Самодеятельность? Постановка? Как звали лётчика? Что за высотный самолёт? Об этом эпизоде я нигде и никогда больше не слышал. Остались ли очевидцы, архивные документы? А наблюдали не только мы с отцом. Ещё ординарец и стоявшие поодаль немцы. Вообще говоря, всё это мог видеть весь гарнизон Кёнигсберга.
Такое огромное слово «Победа», словно последняя точка войны.