Траншеи немцев располагались очень близко. По ночам было отлично слышно, как они кричат: «Рус, спой «Броня крепка». Пытались так давить на психику, намекая на свои непобедимые танки «Тигр»...
- Сейчас мы вам споём, - не терялись наши бойцы, - а «катюша» сыграет!
Юлия ЯГНЕШКО
Ваня Рожин попал на передовую, когда ему было 17,5 лет. И хотя Директивой командования несовершеннолетних в бой посылать запрещалось, но она часто нарушалась — а кому воевать-то в пехоте!
Определили Ивана помощником командира взвода 21-го полка 5-й дивизии 11-й гвардейской армии. И 7 ноября 1944 года его полк стоял у литовского городка Мариямполе в ожидании команды перейти в наступление на Восточную Пруссию.
Вперёд, богатыри!
Бросок был стремительным. Уже к концу января 1945-го войска подошли вплотную к Кёнигсбергу, перерезали немцам дорогу на Берлин.
«Накануне штурма города-крепости нам вручили открытки от командования и главного политуправления 3 Белорусского фронта, - вспоминает Иван Максимович. - Именные. Там говорилось, что на нашу долю выпала ответственная задача уничтожить фашистского зверя в его собственном логове. А ниже крупным шрифтом, красными буквами, «Вперёд, богатыри! На штурм Кёнигсберга!»
Штурмовой взвод автоматчиков, помощником командира которого и назначили Рожина, пошёл дворами, палисадниками, перебираясь от дома к дому и открывая по врагу шквальный огонь, уничтожая пулемёты и снайперов противника на высотных зданиях и кирхах.
Будет вам капут
Сильный бой завязался 7 апреля на Бризенер-штрассе (Трамвайный переулок, район современной Киевской, - авт.). Там взвод уничтожил расчёт реактивного немецкого миномёта, захватил орудие и большой сложенный ряд мин. В этом же бою тяжело ранило командира взвода лейтенанта Петра Безрученкова. Вся спина в осколках...
- Рожин, принимай взвод, - приказал он. - Отомсти за меня и за наших ребят...
(Потом от лейтенанта Иван получил два письма. В последнем была приписка в конце — умер от ран 26 июля 1945 года в госпитале Смоленска).
А тогда всё вокруг горело. Едкий дым крутил клубами. И вдруг из этого облака выскочила немецкая легковушка. Автоматчики открыли огонь по колёсам и она остановилась.
- Хенде хох! - крикнул Иван.
Пленных - офицеров и водителя - завели в дом, отобрали оружие, а потом Рожин снял каску и велел им выложить в неё всё из карманов. Онемевшими пальцами напуганные фашисты положили туда советский серебряный портсигар, большие наручные часы Сумского завода и зажигалку, которую наш боец-умелец смастерил из винтовочного патрона...
Вдруг у подполковника что-то блеснуло на груди. Да это же награды — крест и орден! Не выдержал Иван, сорвал их, бросил на пол и растоптал:
- За наших ребят получил, гад...
Немец побелел, готовясь к расстрелу. Но Рожин стал допрашивать. С помощью немецкого майора, который немного говорил по-русски, выяснил, что комендант города поручил офицерам разузнать и нанести на карту пути наступления Кузьмы Галицкого. Так и сказал «Кузьмы».
- Не Кузьмы, а 11-й гвардейской армии! - Поправил Рожин.
- Ja, ja, - закивал фашист.
«Я зарядил автомат, взял гранату, - рассказывает ветеран, - и сказал: «Здесь 71 патрон. Шаг в сторону - считаю побегом. И будет вам капец». «Капут...» - поправил меня немец».
Иван перевёл их через улицу, сдал танкистам, а сам вернулся, чтобы начинать новую атаку. И тут раздался страшный взрыв. Землю аж качнуло. Оказывается, за углом наша самоходка обнаружила «непобедимый» «Тигр» и пальнула ему в бок. Гусеницы улетели неизвестно куда, а башню с пушкой разворотило и отбросило метров на 20-25.
Всегда несу ему цветы...
Вокзал взять с ходу не удалось. Немцы сцепили паровозы и поставили их в две линии на пути наступающих.
Бойцы залегли по насыпи. Дважды поднимались в атаку, но немцы не давали и шагу ступить. Пока на подмогу не подошла стрелковая рота. За паровозы полетели гранаты, и солдаты бросились на штурм вокзала.
Иван вскочил на перрон. И тут ему в сапог ударила граната. Взрыв!.. С левой стороны в руке и ноге почувствовал боль... Но взвод должен идти вперёд!
Под прикрытием артиллеристов, которые втащили пушку прямо в туннель, автоматчики выбрались на привокзальную площадь. С колокольни Хабербергской кирхи (сейчас на её месте Дом искусств) по ним строчил пулемёт.
«Был там и снайпер, - говорит Иван Максимович. - Подстрелил он моего бойца по фамилии Хитров. Он был постарше нас, большой такой, трудно ему было прятаться. Вот его немец и подловил. Прямо в голову... Похоронен теперь Хитров на мемориале 1200 гвардейцам. В годовщину штурма я всегда несу ему цветы».
Наша самоходка переломила ситуацию. Первый снаряд угодил в башню кирхи, и она дала крен. Второй пробил дыру в заборе, а третий - в стене церкви. Сквозь эти пробоины автоматчики ворвались внутрь, пленили фашистов, а снайпера расстреляли на месте...
Пройдя по нынешней ул. Багратиона, вышли к пересечению Октябрьской и Дзержинского. Не успели открыть огонь по следующей кирхе (снесена после войны, ориентир - администрация Московского района), как её дверь распахнулась, и на улицу вышли... монахини. Когда женщины подошли к дому, где укрывался взвод, Рожин остановил их.
- Нас пух-пух? - спросила пожилая монахиня с польским акцентом.
«Я сказал им, чтобы шлёпали к вокзалу, никто их не тронет, - говорит ветеран. - Не поняли. Пришлось показать. Когда мы взяли кирху, нашли в ней колокол из русской церкви. Младший сержант Степаненко всю надпись на церковнославянском не разобрал, но слово «Киев» понял».
В магистрат и в партию
«Падение Кёнигсберга закончилось для меня в здании нынешней администрации города, - рассказывает Иван Максимович. - На четвёртые сутки штурма мы с боем прорвались к нему и заскочили внутрь. Уничтожив фашистов на первом этаже, поднялись на второй. Людей нигде не было. Валялись только папки и разорванные документы с чёрными фашистскими орлами. Выше делать было нечего — всё разрушено. А в подвале, где хранился немецкий арсенал, бушевал пожар. Наши сапёры торопились растащить ящики с боеприпасами, чтобы не взорвались.
После боя наконец дали поесть и отдохнуть. Заснули мы как мёртвые. А старшина, писарь и комроты нас охраняли».
Неожиданно всё затихло. Подумалось: наверно гитлеровцы пойдут в контратаку... Но тут на ломаном русском над городом раздалось: «Внимание! Крепость Кёнигсберг капитулирует!»
Чуть позже уже из советской агитационной машины зачитали акт о капитуляции. Дважды на немецком, а потом по-русски. Чтобы наши знали порядок сдачи фашистов в плен.
«Тогда пленили свыше 91 тысячи человек, - вспоминает ветеран. - Я стоял прямо у дверей нашей мэрии. Немцев строили на нынешней площади Победы в коробки по две тысячи и вели на восток, а мы стреляли в воздух. Говорили, что когда голова колонны входила в Тапиау (Гвардейск), хвост ещё был на площади. 39 километров!
Потом пришёл парторг. Ребята положили два ящика из-под немецких боеприпасов, а он накрыл их красным сукном, которое всегда носил с собой в полевой сумке. И меня приняли в партию. Прямо в магазине «Опель», что находился в этом здании. На Пиллау я шёл уже коммунистом».
За то, что не лёг на амбразуру
На участке под Пиллау прорвали оборону немцев, и вроде можно идти дальше, но крупнокалиберный пулемёт из немецкого дзота не даёт подняться бойцам соседнего подразделения. Ивану Рожину удалось пробраться к дзоту, вломиться внутрь и расстрелять пулемётчиков.
Выскочив наружу, махнул автоматом пехоте:
- Давай!
За этот отчаянный бросок комбат представил Ивана к ордену Красного Знамени. Но комдив почему-то переправил на орден Красной Звезды.
«Наверно потому, что не лёг я на амбразуру, что остался живой... - Обида на командира не прошла и поныне. - Та же история была и на косе Фрише-Нерунг (сейчас Балтийская). Наша группа захватила аэродром, 25 истребителей и 6 амфибий. Мы уничтожили 75 гитлеровцев и 150 взяли в плен. Куда им деваться на аэродроме? Оружие побросали и сдались. Нас всех шестерых и представили к званию Героя Советского Союза. Но Галицкий решил, что слишком много героев. И всех вычеркнул».
После Пиллау полк отошёл под Тапиау, стал готовиться к маршу на разгром Курляндской группировки. Но ночью 9 мая разбудили радисты: «Победа, ребята!»