Брат Хельвик прислушался: нет, ему не почудилось – к нему действительно идут братья-тевтоны, чтобы зачитать главы из Посланий святых апостолов и Евангелия, окропить Святой водой и справиться: в чём он испытывает нужду
Галина ЛОГАЧЁВА
- Хочу, чтобы напротив моей постели сияла главная хоругвь Тевтонского ордена с изображением Пресвятой Девы Марии с Богомладенцем Иисусом на руках и гербом ордена - чёрным крестом на белом поле. – Тихо молвил брат Хельвик, отвечая на вопрос: в чём он испытывает нужду. – Я много лет сражался под этим знаменем, терял в битвах праведных друзей своих, честных ревнителей веры, и хочу умереть, глядя на Образ Той, к Которой взывали братья перед мученической своей кончиной.
Братья-рыцари замка Кёнигсберг почтительно опустили головы долу и в знак согласия и понимания обменялись кивками. А уже через час преданный слуга Хельвика полубрат Рудольф водворил на стене хоругвь.
- Рудольф, ты помнишь, как я навечно повесил свой щит с фамильным гербом на стену орденской церкви в Висбадене (столица земли Гессен в Германии, - авт.) и взял в руки щит с чёрным крестом на белом поле? – спросил слугу брат Хельвик.
«Конечно, - с готовностью откликнулся Рудольф и положил свою руку на руку лежащего на постели умирающего рыцаря. – Вы тогда, вдохновлённый Господом, пожелали отдаться делу божественного служения, и торжественно поклялись не уронить честь рыцаря Святого воинства Христова».
Рудольф немного помолчал и потом прибавил: «А родовой герб ваш я до сих пор помню: это красный лев на синем фоне… Рядом с ним и до сих пор, наверное, висят гербы почивших рыцарей, в том числе и родовой герб Герхарда Руде…
- … Да, наверное, - прошептал Хельвик. - Спасибо тебе за всё. За всё… - И израненный рыцарь прикрыл глаза – в памяти его всплыли трагические картины прошлого.
- Герхард Руде, комтур Самбийский… - простонал брат Хельвик. – Твои смертные муки не дают мне покоя! Я дрогнул! Я испугался издевательств язычников! А должен был принять смерть рядом с тобой!
… В тот июльский день 1320 года гарнизон Мемельского замка (современная Клайпеда, - авт.) - 40 рыцарей и 230 пехотинцев - направились в земли язычников-жемайтов (литовцев). Боевые рыцарские кони, как всегда, даже двигаясь медленной рысью, без всадников, устали быстрее походных. И даже быстрее вьючных, на которых нагрузили оружие и припасы.
Из-за этого командир крестоносцев маршал Тевтонского ордена Генрих Плоцке приказал сделать привал. Вот тогда-то и произошло непоправимое: двенадцать рыцарей со своими слугами, воспользовавшись сумерками, без позволения покинули войско и принялись грабить окрестности Медников (тогдашней столицы Жемайтии, ныне литовский городок Варняй, - авт.).
Рассвет 27 июля стал для отряда маршала воистину кровавым: заметив приближающуюся орду жемайтов, Генрих Плоцке отдал приказ рыцарям седлать боевых лошадей и выстраиваться клином. Однако рыцарей в острие «клина», которых должно быть строго тридцать пять, не хватило, поскольку к утру бандитствующие рыцари так и не вернулись. Тогда бреши срочно заполнили пехотинцы колонны, то есть, второй части построения.
Как всегда, с песней: «Сhristus resurrexit de mortuis...» «Христос воскресе из мертвых смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав» Тевтонские рыцари пошли в бой. Как только клин приблизился к войску жемайтов, пехотинцы, заполнившие собой бреши в клине, побежали в ужасе прочь. Так их напугали конские сбруи некоторых литовцев с привязанными к ним бородами (вместе с кожей подбородка и с нижней губой), срезанные с рыцарей-грабителей.
Из-за этого тяжеловооружённый «клин» рыцарской конницы не смог врезаться вглубь вражеского строя, поэтому вынужден был развернуться перед ним в линию. Что и решило трагический исход сражения. Бой распался на ряд поединков. Каждого рыцаря буквально облепили враги. Тяжёлые боевые рыцарские кони, обученные и бесстрашные, вставая на дыбы, бросались на вражеских коней и воинов передними ногами, давя и круша, кусая зубами.
В той сече бился и брат Хельвик со своим верным слугой Рудольфом. Когда его боевой конь пал, получив смертельное ранение в живот, Хельвик продолжил сражаться пешим. Сколько он получил в тот день ран и сколько сразил врагов – сосчитать невозможно. Когда в голове зашумело и небо покосилось, окрасившись алым цветом, он упал...
Пришёл в себя, когда было совсем светло. «Где я? Где все?» - узнав наклонённое к нему лицо Рудольфа, спросил Хельвик. «Тише! - зашептал Рудольф. – Пока в безопасности. Хорошо, что мы бились в леске – после того как вас ударил сзади мечом по голове литовец, я убил его, ткнув сулицей в живот. А вас отволок в кусты, где мы сейчас и схоронились».
«Где все?» - повторил вопрос Хельвик. «Нет никого, - ответил Рудольф. – Всех убили. В том числе пехотинцев, отказавшихся драться». «Разве всех? - Не поверил Хельвик. – Но я же слышу какой-то шум. Ступай, посмотри!»
Верный слуга опустил глаза: «Господин! Убили всех – и простых воинов, и рыцарей. Кроме вашего друга Герхарда Руде, комтура самбийского. Его сейчас приносят в жертву поганым жемайтским богам.
- Я должен быть с ним! – Попытался приподняться Хельвик, но застонал и свалился на землю. И, увидев ужас в глазах слуги, попросил – Ну, хотя бы посмотрим, что происходит.
Рудольф раздвинул кусты: метрах в двухстах от них жемайтийцы-язычники сооружали костёр. Герхарда Руде, всего израненного, с отрубленной рукой, литовцы привязывали к его коню, тоже израненному и едва живому. Подняли хоругвь с изображением Девы Марии с Богомладенцем на руках и чёрным большим крестом. Мол, пусть знает сжигаемый тевтонец, что не поможет ему его бог. Хельвик метался в кустах, видя, как пламя охватило Самбийского комтура. Но закричать и тем самым выдать себя не смог.
… Я должен был тогда испить с ним из одной чаши, - выходя из задумчивости, произнёс умирающий Хельвик. – Превратиться в живой костёр.
И после этих слов произошло невероятное: Богомладенец на хоругви зашевелился и протянул к Хельвику ручонки. «Я иду к Тебе, - прошептал Хельвик и испустил дух.
Иллюстрация Екатерины Стийчук