Украинской фамилии «Гедзь» Андрея лишили на призывном пункте - писарь просто ошибся, заполняя красноармейскую книжку. Андрей попытался поправить, но писарь отмахнулся: «Гец или Гедзь... Какая тебе разница? Всё равно убьют».
Юлия ЯГНЕШКО
Из Казахстана, где родился Андрей, семья переехала на Украину. По политическим мотивам. Отец, Никита Фёдорович, был членом комитета бедноты, и, когда комбед собрался раскулачивать его куму Параску, - отказался участвовать. Был объявлен подкулачником. А тут уж не до шуток.
Весной 1941-го Андрей закончил 9-й класс. Учился бы и дальше, но помешала война.
- Хлопцы и девчата! - обратился к школьникам директор. - Едем на окопы.
Ребят вывезли под Павлоград, поселили прямо в поле. А окопы оказались противотанковыми рвами. Земля сухая, глина, как камень... В такой вырыть огромную яму, глубиной метра в два, задача нелёгкая.
Когда вернулись, мужиков из Ульяновки уже забрали на фронт. А осенью и колхозу приказано было эвакуироваться за Сталинград. Перегнали туда колхозную скотину. Андрей работал конюхом, а весной помогал на посевной. Когда же коней забрали для армии, стали пахать на быках: девочки вели их под уздцы, а парни шли за плугом.
В августе 1942-го и этот колхоз эвакуировали. Люди второпях резали свиней, по всей деревне разносился их дикий визг. Двигатели с комбайнов сняли, погрузили на бестарки (телеги с высоким бортом, куда на ходу поступало зерно из комбайна, – прим. авт.), сцепили их паровозом за тракторами и тронулись.
Беженцы заполонили все дороги. У переправы в Камышине случилось настоящее столпотворение. И только перебрались через Волгу, как налетели немецкие самолёты. «Упал я на спину, - вспоминает Андрей Никитович, - и вижу, как летит бомба. Вращается и страшно воет! И вдруг разорвалась, и из неё посыпались снаряды поменьше. Казалось, все в меня».
Целовали немытых
В январе 1944-го Андрея призвали. Отучился на миномётчика, потом на командира миномётного расчёта, но в итоге оказался в Ульяновске, в учебном центре по подготовке танкистов. И со специальностью радиотелеграфист-старший пулемётчик в звании старшего сержанта отправился в Нижний Тагил за танками.
Получили новенькие Т-3485, лучшие в мире на то время. Но ещё месяц ждали на заводе, пока укомплектуют прицелами.
Вдруг с танков стали пропадать предохранители. Заподозрили рабочих, пожаловались военпреду. А он в ответ:
- Технику получили? Почему не охраняете?!
Пришлось выкупать детали у воров...
Потом стал пропадать брезент, которым накрывали танки. Ответственные за его сохранность даже спали на нём ночью в цехе. Один утром проснулся – и ахнул: оказалось, лежит он на маленьком куске, а остальное по его контуру обрезано...
Наконец, летом 1944-го отправили на фронт, под Вязьму, в 26-ю танковую бригаду 2-го гвардейского Тацинского танкового корпуса. И сразу в наступление.
Первый населённый пункт, в освобождении которого участвовал Андрей Гец, – Орша. За неё получили благодарность от верховного главнокомандующего. Как и за Минск, Каунас, за прорыв обороны немцев в Восточной Пруссии.
«Как люди нас в Белоруссии встречали! – вспоминает Андрей Никитович. - Мы все в мазуте, грязные, а они целуют нас в немытые щёки! Там было, конечно, жутко... Сёла сожжены. Только печные трубы торчат. А люди в лесах прятались».
Схватка с «Тигром»
26-я бригада шла в головной походной заставе. Впереди на расстоянии видимости танк-разведчик. За ним танк комвзвода, а ещё дальше основные силы.
Вдруг в танке Андрея пламя! Это ж попадание! Откуда? Водитель развернул машину, заставил её соскочить с дороги в кювет и повёл к лесу. Оказалось, по ним прямой наводкой стрелял «Тигр»!
Т-34 обошёл фрица с фланга и ударил ему в борт подкалиберным снарядом. «Тигр» загорелся. И так хорошо горел! Немцы выскочили, бросились врассыпную.
«Нам вторую благодарность от главнокомандующего объявили за прорыв. И премию дали. Мы расписались, что получили. И тут же расписались, что сдали в фонд обороны», - смеётся Андрей Никитович.
Вот и проклятая Германия!
В районе Вильнюса корпус форсировал Неман, и со стороны Эйдкунена (ныне Чернышевское) в октябре 1944-го подошёл к границе Восточной Пруссии. Танки выстроились в каре, в центре знамя, и танкисты вслед за комбригом полковником Шаниным повторили клятву: «Чтобы немцы и немки сотни лет вспоминали пребывание советских танкистов на прусской земле!»
По машинам! Колонна двинулась, и, проходя мимо пограничного столба, Андрей подивился на большой плакат: «Вот она, проклятая Германия!»
Боеприпасов велели не жалеть. Чтобы враг даже не мог подняться! И 26-я бригада рванулась к Гумбиннену (сегодня Гусев). А тут вдруг команда: «Занять круговую оборону! Перераспределить боеприпасы!» И тут же вторая: «Отойти!» Ребята недоумевали.
Оказалось: снабжение завязло в распутице на разбитых дорогах и воевать стало нечем.
Вернулись чуть ли не к самой границе. Андрей в машине командира роты. Ночь. Туман. И бешеный обстрел. Вроде, наши бьют! Командир отправил наводчика Джумагариева сообщить, чтобы прекратили огонь по своим.
- Там немцы! - выкрикнул он по возвращении. Сообщить командованию не успели. Снарядом сорвало крышку люка, она отлетела прямо в командира. Он свалился замертво прямо на наводчика. Танк горит... Механик-водитель выскочил. Андрей за ним, но застрял, прижатый спинкой сиденья. Еле выбрался. Вроде целый, только лицо обгорело.
Вокруг бой. Надо уходить с вражеской территории, как-то перебраться через немецкую траншею. Попытались спрятать красноармейские книжки. Ведь немцы в листовках объявили, что танкистов будут не стрелять, а вешать!
Выручили артиллеристы, которые загнали врага в окопы. И танкисты сначала ползком, потом бегом перебрались к своим. Глядь, а заряжающего нет. «Видели, как он бежал. Как телогрейка на спине тлела... И тут немцы открыли огонь... Когда их отогнали, мы вернулись. Нашли его. Мёртвым...», - до сих пор переживает танкист.
Крушили врага
Корпус снова двинулся в наступление. И как пошли! Стремительно овладели Тильзитом, Жилленом, Каукеменом, Инстербургом, форсировали Дайме и Прегель, взяли Лабиау, Тапиау. (Сегодня это Советск, посёлки Жилино и Ясное, Черняховск, реки Дейма и Преголя, Полесск, Гвардейск, - прим авт.) Довели 11-ю армию до Кёнигсберга, а сами развернулись на Прейсиш-Эйлау (Багратионовск), чтобы развить полученный успех.
Здесь немцы ждали удара русских и были укреплены лучше. Но, тем не менее… Когда Андрей в очередной раз выглянул в люк, то увидел, что навстречу нашим танкам идут немецкие. А впереди них толпа гражданских беженцев!
«Я участвовал в съёмках документального фильма, - говорит Андрей Никитович. - Снимали наши и немцы. Так немец всё спрашивал: «А вы гражданских убивали? А сколько гражданских вы убили?» Я и ответил, что когда его коллеги-немцы, прикрытые бронёй, пускали впереди себя людей, ждать, пока нас убьют, мы не могли. И били мы по танкам. Я по гражданским не стрелял».
В начале апреля 1945-го Андрей с контузией попал в медсанбат. Там и узнал, что несокрушимая, по мнению немцев, цитадель Кёнигсберг штурм не выдержала и сдалась.
А день великой Победы встретил Андрей Гец в Каунасе. После контузии его определили в команду, которая разыскивала по всей Литве места захоронения наших танкистов. Находили, ставили обелиски. «Крепкие, дубовые, - вспоминает Андрей Никитович. - На них фамилии танкистов высечены. А одну не можем найти. Спрашиваем литовца: «Где?» «Не знаю...», - говорит. «Сейчас узнаешь!» - пришлось командиру взяться за пистолет. И точно, показал».
* * *
Сегодня Андрей Никитович Гец полковник в отставке. На его мундире множество наград, но самые дорогие - боевые – медали «За отвагу», «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией» и ордена - Отечественной войны и Красной Звезды. «А этот гвардейский значок, - с гордостью поясняет ветеран, - мне торжественно вручил перед строем лично полковник Нестеров!» (Герой Советского Союза, который погиб под Шталлупёненом, впоследствии названном в его честь, - авт.).