Блокада замкнулась вокруг Ленинграда в сентябре 1941-го.
Тогда же фашисты уничтожили Бадаевские склады, и пропал большой запас продовольствия, которого и так не хватало.
«Мы вытряхивали противогазы из сумок и набивали их землёй со складов, - вспоминает Николай Матвеевич Перов. - В общежитии разводили её водой. Вода была сладкой от расплавившегося в огне сахара...»
Юлия ЯГНЕШКО
На сегодня от деревни Плосково под Череповцом, где родился Николай Матвеевич, ничего не осталось. На её месте крупный химзавод. О детстве, о родных напоминает лишь чудом уцелевшая береза, что росла под окном их дома.
Отчий дом Коля покинул в четырнадцать. В 1940 году страна занялась организацией трудовых резервов, чтобы в случае войны молодёжь могла сменить на предприятиях отцов и старших братьев. И колхоз отправил мальчика учиться в Ленинград на слесаря-инструментальщика.
Учили изготавливать шаблоны для деталей, по которым затем производство ставили на поток. Николай был прилежен, и его фотография, где он в фуражке, в шинели из добротного сукна с петлицами, словно у генерала, висела на доске почёта училища.
Блокада
Коля не успел войти в дом, как сестра Евдокия сунула ему племянника:
- Останься с Юрой... Я побегу узнаю. Мужа вызвали, - и только у самого порога, заметив удивлённый взгляд, добавила: - Война началась, Коленька...
Начались ежедневные налёты. Ребят из ремесленного поставили дежурить на крышах. «Как тревога, все бегут в бомбоубежища, а мы на свои крыши, - говорит Николай Матвеевич. - Сбрасываем зажигательные бомбы. Пока дом не разбомбят... Тогда назначали на другую крышу».
Старшие уходили на фронт, и мальчишек стали распределять по заводам. Месяц Коля трудился на «Электрике», пошёл получать зарплату, а в ведомости нет его фамилии! Даже заплакал от обиды. Проходившие мимо женщины прижимали мальчика к груди и обнадёживали, что разберутся. Так и случилось. Мастер Алексей Васильевич Задохин выхлопотал деньги, а когда в городе начался голод, и вовсе спас – подкармливал, помог выжить.
...Голод одолевал. Столовая опустела – учащихся стало нечем кормить. Потом начала таять хлебная пайка. Но ходить за ней нужно было каждое утро. Мальчишки по очереди выстаивали длинные очереди и с опаской возвращались в общежитие. Тогда часто грабили, отнимая и хлеб, и карточки. Однажды и Колю придержал за рукав мужчина, но парень убежал. Тогда он ещё мог бегать...
Смерть бродила по Ленинграду... Вот идёт человек. Привалился к стене дома, присел. И уже не поднялся... Со всех сторон к прорубям на саночках везли трупы. Взрослые - детей, а дети – взрослых... Тела валили в реку, потому что могилу в промёрзшей земле измождённые голодом люди вырыть были не в силах...
А потом началось самое страшное. Ребята просыпались утром, а в соседней кровати уже кто-то умер... Они вытаскивали труп в ледяной туалет и оставляли там...
«Блокада... Как об этом рассказать? - нахмурился Николай Матвеевич. - Жили по стихам Ольги Фокиной: «А неужели это будет, Неужели я дождусь: хлеба досыта наемся, чаю с сахаром напьюсь?..»
Дорога жизни. И смерти...
Рядом с цехом упала бомба. Николая отбросило на стену, и он сильно повредил ногу, попал в госпиталь. После выписки его, истощённого и измученного ранами, вызвали в заводоуправление. Вручили эвакуационный лист. Так в январе 1943-го вместе с товарищем Володей Фомичёвым он оказался на Финляндском вокзале, откуда счастливчиков увозили на берег Ладожского озера. За кольцо блокады.
Вот она - Дорога жизни. Или смерти...
Машина, набитая людьми под завязку, стала пробираться к противоположному берегу. А над ними, как стервятники, кружили немецкие самолёты. Лётчики наверно соревновались, кто точнее попадёт в грузовик. Бомбы рвались то слева, то справа, оставляя во льду зияющие дыры. Люди кричали, закрывая головы руками... Вдруг машина остановилась. Люди выскочили на лёд и побежали к берегу...
Дорога домой была долгой. Мальчики брели от села к селу, стучались в дома, просили поесть. Им ни разу не отказали, кормили, укладывали на печь…
Точно так же взяли и в поезд. Лишних в теплушках видеть не хотели, но когда Коля протянул руки, его сразу подхватили. В вагоне темно, душно. У двери в бочке сидел старик. Доходяга... Из бочки его уже не вынимали, он ходил под себя, и чтобы вонь не вырывалась наружу, вместе с бочкой был намертво обмотан тряпьём. А когда умер, его вместе с нею спустили под откос. Вот и все похороны...
На азиатских фронтах
Оголодавший мальчик меры в еде не знал. И уже дома начался приступ: живот раздулся до невероятных размеров. К счастью, на постое у мамы оказался врач из лётной части. Сделал прокол и спас.
Но блокада ещё долго не отпускала.
- Пойдём, сынок, попилим дров, - весело позвала мама. И заплакала, когда, привычно схватившись за пилу, он не смог даже сдвинуть её с места...
В 1944-м Николаю исполнилось восемнадцать. Как положено - призвали в армию, отправили на Дальний Восток, в Хабаровское стрелково-миномётное училище. Но окончить не дала новая война - с Японией.
Тревога! Миномётному взводу, в котором служил Николай, приказано форсировать Амур, закрепиться на китайском берегу и быть готовым к атаке.
Для этого нужно добраться до барж через бурные протоки. Да с пулемётным станком на спине в 32 кг! А в самом бойце тогда было всего 47. Но именно груз его и выручил – не дал великому Амуру сбить с ног и утащить за собой.
Заняли позицию для наступления, окопались, но команда «В атаку!» так и не пришла. Японцы приняли безоговорочную капитуляцию.
Вскоре Перов поступил в зенитно-артиллерийское училище, а получив звание лейтенанта, попал на очередную войну. Две Кореи пошли на открытый конфликт, а полку Перова поручили охранять стратегически важный мост от возможного нападения вражеской авиации. Недели две ходили «в ружьё», но этим всё и кончилось.
И счастье нашлось
Свою службу капитан Перов закончил в 1956 году, в группе Советских войск в Германии. Гражданскую жизнь начал в Мелитополе, где руководил местной киносетью. Закончил культпросвет техникум и в 1960-м уехал на родину. В Череповце его назначили сначала руководителем Дворца культуры строителей. Затем - инструктором городского Совета профсоюзов. Там и обратил однажды внимание на строгую молодую женщину. С виду – прокурор! Но набрался смелости и пригласил в кино. Полина, которая оказалась главным государственным санитарным врачом Череповецкого района (вот откуда прокурорский взгляд!), согласилась. В 1970-м стала его женой, а ещё через пять лет они перебрались из столицы северо-западной металлургии в город Светлый.
Полина Павловна работала врачом-эпидемиологом, Николай Матвеевич по профилю – инструктором отдела культмассовой и организационной работы облсовпрофа. Шефствовал над всеми домами культуры области, которые тогда боролись за массовость. Чтобы досуг народ проводил не на кухне за рюмкой водки, а в кружках – в рукоделии да пении. В 1978 году Перов возглавил профкурсы облсовпрофа. За год там обучались почти 5 тысяч человек – активисты профсоюзов, группорги, руководители профкабинетов на предприятиях, в цехах и т. д.
«Череповецкий район огромный, размером с Калининградскую область, - рассказывает Полина Павловна. - Зимы морозные... А дорог нет! А на мне 260 ферм и 25 молокозаводов. Ни одного дня не было, чтобы куда-то не выезжала. То дизентерия, то холера... А в городе дышать невозможно... Вот и решили переехать. Помню, как впервые шла по Светлому. Цветут белые акации! Каштаны, которых сроду не видела... Счастье!»