Массовка, подгоняемая конвоирами - гитлеровцами, послушно месила грязь под дулами автоматов, когда режиссёр крикнул: «Стоп!» Никуда не годится...
Один из «конвоиров», Петя Шаплов, знал, чем недовольны киношники: обессиленные узники в деревянных колодках не могли идти столь быстро. Ведь в 1944-м так, с собаками, гнали и его самого ...
Юлия ЯГНЕШКО
До сих пор Петру Петровичу Шаплову иногда слышится, как немец коверкает его фамилию, выкликая из строя: «Шаблёу!» И тут же вспоминается всё, что довелось пережить...
«При матери я пожил три часа, - говорит он. - Родился в ноябре 1928 года в небольшой деревне Острово Минской области. Повитуха приняла меня, а кровотечение у мамы остановить не сумела. Пока из района добрался фельдшер, мама умерла...»
Растили мальчонку всем селом: нянчили бабушка с дедом, а кормили то тётка, то соседка. Отец же уехал в Москву, работал на авиационном заводе.
В 1938-м он забрал Петю к себе, но все каникулы мальчик проводил у деда Тараса в деревне. Поехал к нему и в июне 1941 года.
А фрицы хохотали...
«Там для меня и началась война, - говорит Пётр Петрович. - Я хотел с нашими отступающими войсками добраться до Москвы, но дед не пустил. А уже дня через четыре пришли немцы.
Они катили по главным дорогам, как по своей территории. А наши отступали болотами и глухими просёлками...
Старики, воевавшие в Первую мировую, пошли смотреть, «какой теперь немец стал». Дед взял меня. Помню, стоим мы на обочине, а фашисты едут на мотоциклах и бросают нам пачки папирос. Люди кидались за ними. Жили-то небогато, только самосад курили, а тут такая роскошь. Фрицы хохотали...»
Они верили, что пришли навсегда
Дня через два в деревню заявился немецкий полковник. Приказал на плохеньком русском:
- Соперите нарот! Шнель! (Быстро!)
Потом велел показать ему поля и хозяйство и выбрать старосту.
«Тут же выискался доброволец, - вспоминает Шаплов. - Бывший колхозный бригадир. Думаю, что он был связан с немцами до войны. Дети его ходили не в самотканной одежде как мы, а в фабричной. Сын на велосипеде катался. А мы бежали за ним, чтобы за багажник подержаться».
Немцы дали понять, что пришли навсегда. Колхозную землю поделили и выделили по полоске на человека. В каждое хозяйство дали лошадь. Чтобы люди и себя кормили и на Германию работали.
Население переписали. Комсомольцев и партийных сразу куда-то угнали. Что с ними стало, никто не знал. Говорили, что расстреляли...
«В 1942 году начали угонять в Германию, и люди стали уходить в лес, в партизаны, - рассказывает Пётр Петрович. - Я тоже был связным, носил донесения, запрятав их в носок.
Потом фашисты отправили меня под Бобруйск, валить лес вдоль шоссе и железной дороги. Чтобы партизанам было труднее подбираться и минировать. Охраняли нас то ли литовцы, то ли латыши. Мы с дружком решили бежать. Пару раз отпросились в кусты, мол, расстройством желудка мучаемся. А на третий раз ушли и не вернулись.
Добрался до деревни, а тут уже и полицаи. Дали мне плетей так, что вся спина чёрная была...»
После гоняли на другую работу - подсыпать дороги щебёнкой, чистить их от снега и рыть для немцев окопы.
Петя снова сбежал. И опять получил плетей.
Из лагеря в гестапо
1 марта 1944 года гитлеровцы оцепили Острово, и староста повёл полицаев по домам. Искали молодёжь, пригодную для отправки в Германию.
«Забрали и меня, - говорит Пётр Петрович. - Хоть мне и 16 лет не исполнилось. Отвезли нас в Борисов, несколько дней подержали в здании бывшего театра, а потом - в эшелон и в польский городок Граево, в лагерь».
Лагерь был окружён тремя рядами колючей проволоки, по периметру дежурили часовые, на вышках — пулемётчики. Но Пете удалось сбежать и оттуда.
«Тогда много умирало от тифа, и каждый день повозка вывозила мертвецов за ворота, - рассказывает Пётр Петрович. - Родственникам разрешали провожать их до забора.
Однажды умерла старушка, и я пристроился к телеге, будто бабушка это моя. Власовец или народник, как их называли, ворота открыл, мне махнул, чтобы возвращался. Но тут к нему подошла девушка. Рослая такая, красивая. Пока он с ней разговаривал, я схватил с телеги лопату на плечо и вышел за повозкой из лагеря».
- Сбежа-ал.., - протянул мужик-похоронщик, когда паренёк шмыгнул в развалины у дороги.
Погони не было.
На какое-то время Петю приютила на хуторе пожилая полька. Он попросил поесть, сказал, что идёт домой, а она отговорила: без пропуска далеко не уйдёшь. Оставила у себя как работника.
Через мальчишку-поляка, с которым Петя пас бабкиных коров, он познакомился с местным подпольем и попал в партизанский отряд.
«Руководил нами русский, наверно, из военных, - говорит Пётр Шаплов. - Я снова был связным, потому что неплохо говорил по-польски. Но вскоре нас разбили».
... Немцы окружили лагерь. Завязалась перестрелка, но под напором гитлеровцев партизаны отступили, и в заварухе Петя потерялся.
Когда всё стихло, пошёл искать своих. К ночи вышел к полю и забрался в сноп, чтобы переночевать.
«И вдруг слышу разговор. Оказывается, наши там тоже прятались. Так с ними вместе немцам и попался...»
Горбушка на подоконнике
- Партизан?! - орал власовец и, не добившись признания, саданул мальчика прикладом по спине, потом по шее.
Петя свалился под стол без сознания.
- Вставай! - снова заорал предатель и плеснул ему воды в лицо.
«А я не могу.., - говорит Пётр Петрович с большими паузами, как будто снова испытывает ту нестерпимую боль. - Тогда он мне ногой в голову. Проломил... Когда я очнулся, они связали мне руки колючей проволокой и бросили в камеру.
Было нас там человек 70. На сутки давали кусок хлеба, а в обед суп - три ложки крупы на бачок. Пить давали кофе из пережжённого зерна. Горький! Тьфу! Но посолишь и не так противно. Но от этого я начал опухать. Один из заключённых, врач, сказал, чтоб я прекратил солить, иначе подохну.
Ещё расскажу. Хоть случай не очень... Поляку принесли передачу. Хлеб он не доел и положил на окно. Никто не возьмёт. Потому что немцы воровства не терпели, сразу бы расстреляли.
И вот я лежу ночью, смотрю на этот хлеб. И не выдержал, взял. Даже не помню, жевал я его или сразу проглотил...
Немцам не пожаловались, но меня сильно избили за это».
Бой после Победы
Приблизился советский фронт, и узников переправили в Дрезден. Теперь Петя работал в имении, снабжавшем гитлеровцев овощами.
«Из лагеря нам привозили баланду, но хозяин отдавал её свиньям, а нас из своих продуктов кормил. По-человечески».
Оттуда погнали в Плоцк, где заключённые строили огромный мост через Вислу.
«Это был уже февраль 1945 года, - говорит Пётр Петрович. - Оттепель началась, грязь кругом. А у нас ботинки такие: подошва деревянная, верх брезентовый. Как намокнет — не сгибается. Идёшь, как в железе».
Когда однажды ночью колонну гнали через посёлок, Петя заметил открытую калитку и шмыгнул в неё. Это был уже его четвёртый побег.
Около месяца он прятался по домам у поляков.
«Один был кладовщик, выдавал немцам продовольствие, а сам прятал у себя в доме человек пятнадцать французов. И меня взял. Так и жил я у него, пока не пришли наши».
После проверки в комендатуре и у особиста, Шаплова отправили в ремонтный батальон танковой части, где он чинил бронетранспортёры, танки и тягачи.
Перед самой Победой перевели в команду, которая по приказу Сталина изымала имущество у поляков, сотрудничавших с немцами.
Однажды группа наткнулась на банду, и Пете пришлось поучаствовать в настоящем бою. Капитана убили, а его ранили в ногу разрывной пулей.
После лечения в госпитале Шаплова зачислили в запасной полк танковой дивизии, которая дислоцировалась в Кёнигсберге.
* * *
Пётр Петрович Шаплов приехал в нашу область 17 марта 1946 года и остался навсегда. Более 40 лет работал трактористом, поднимал хозяйство края, трудился в «Водоканале». За этот долгий честный труд и получил медаль «За заслуги перед Калининградской областью».
