Коля Старченко, невысокий и щупленький, подошёл к столу медкомиссии. Немцы, почти не глядя на него, стали заполнять бумаги. «Год рождения?» - спросила переводчица, которая напоминала актрису Раневскую. «1927-й...». «Господи, а что он-то там делать будет?» - раздался чей-то тихий голос. Переводчица обернулась и отрезала: «Гусей пасти!»
Юлия ЯГНЕШКО
Весть о войне разнеслась по Котельве, что под Полтавой, мгновенно. Уже через пару дней отца призвали на фронт. Но не прошло и двух недель, как он вернулся - наши войска отступали...
Бойцы загнали во двор упряжку с 45-миллиметровой пушкой и, наскоро перекусив, стали обсуждать куда деваться: отступать по дороге или сразу в лес? Набежавшие соседки наперебой советовали снять форму, а то вдруг фашисты и плен...
И тут... По улице пронеслись немецкие танкетки! А за ними мотоциклисты. Танкетки были какие-то фантастические — оранжевого цвета. Потом узнали, что такую технику немцы перебрасывали из Африки.
Отец с солдатами тут же скрылись, а Коля остался дома с мачехой и бабушкой.
От соседей хлебнули тогда горя и ненависти.
«Что, сын твой увидел в Красной Армии котлы большие с кашей?!» - пристал однажды какой-то мужик к бабушке.
В другой раз, когда Коля из баловства забрался на соседскую лошадь, пока хозяйка не видит, та заорала прямо при немцах:
- Смотрите, это он в лес собрался!
Мол, к партизанам. Но фрицы не поняли.
Мир вообще круто изменился. Как-то Коля с дядей зашли на мельзавод, чтобы обменять зерно на муку.
- Товарищ директор, разрешите... - начал было дядя.
- Товарищи все за Волгой! - рявкнул тот.
Он очень рьяно служил новой власти. За что после войны и получил десять лет лагерей за пособничество фашистам...
Учёные куры
Новая власть предстала в виде холёного начальника полиции. На улице без плётки он не появлялся. И чуть что — так и протянет по спине...
Немцы, а также румыны и итальянцы, заходили часто. Очень любили курятину.
«Так куры, только калитка скрипнет, как по команде забивались под дом, - вспоминает Николай Митрофанович. - А мы ели затируху из ржаной муки, где кроме соли ничего и не было».
Нужда подступила к горлу. Урожай в 1941-м был невиданный, но его не убирали. И потому можно было набрать колосьев себе. Тем и жили. Да ещё картошка выручала. Обувь не купишь — и негде и не за что. Пришлось мальчику отыскать на чердаке чьи-то старые башмаки, дореволюционные ещё. А вместо пальто носить бабушкин серяк (грубый тканый кафтан — прим. авт.).
Спас офицер
В январе 1942 года в Котельву ворвались партизаны. Устроили засаду в самом центре на мосту и подбили несколько мотоциклов и танкеток.
- Ахтунг! Котельва... Русишен партизанен! - истошно кричал немецкий радист.
Тогда был ранен какой-то офицер в большом чине. Он сполз с дамбы и лежал под нею, пока бой не утих. Фашисты хотели за этот налёт расстрелять мирных жителей, но местная учительница немецкого, которая тогда работала переводчицей, заявила, что она спасла офицера. И в награду за этот подвиг людей не тронули.
В остарбайтеры
Весной 1942 года немцы объявили, что желающие могут поехать на работу в Германию. Но добровольцев не нашлось. И тогда по дворам пошли автоматчики. Набрали первую группу, а молодёжь не явилась.
Фашисты снова пошли по домам. На этот раз собрали всех взрослых и детей, человек двести пятьдесят. Поставили их на дамбе, а напротив - несколько пулемётов.
- Завтра все назначенные к отправке в Германию должны прибыть в пункт сбора с вещами, - громко объявил немец. - Иначе эти люди будут уничтожены!
Поэтому, когда явились за Николаем, он покорился. Набрав около двухсот парней и девушек, немцы с автоматами и овчарками погнали их к станции Ахтырка.
«По дороге через лес можно было и бежать, но как посмотришь на эту псину..., - Николай Митрофанович качает головой. - На станции уже была молодёжь из других районов и даже областей - Сумской, Харьковской, Белгородской. Загнали всех в товарняк. Девчонок в один вагон, нас в другой. И в Германию».
После каждой остановки вагон потихоньку пустел. Где-то под Белостоком Коля с несколькими парнями тоже соскочил с поезда. Несколько дней и ночей они скрывались по кустам, но потом кто-то их выдал...
Пожалел...
Мальчишек бросили в тюремную камеру. Она была забита под завязку. Зловоние страшное! Лечь можно только на бок. Один парень мучился дизентерией. Вскоре умер. Без имени, без могилы...
Коля забрался под нары, лёг на бетон.
Как назло заявился надзиратель. Стал пересчитывать по головам, отмечая каждого тычком ключа от камеры - огромного, 30-сантиметрового. Одного нет! Как заорал...
Когда Коля выбрался наверх, полицай замахнулся на него со всей мочи, но в последний момент рука дрогнула, только ткнул.
Злополучный узелок
Однажды июльским утром всех выгнали на плац и повели на станцию. Ребята полагали, что их отправляют в Германию. Но их отвезли в лагерь Брест-Литовска и разместили в бараках, где раньше содержали наших военнопленных: девушек у левой стены, а парней справа.
Надзирали за заключёнными в основном поляки. У каждого в руках мощная плётка из электрокабеля. Однажды за простой вопрос охранник огрел ею и Николая. В глазах потемнело... Мальчишка сжался, закрываясь руками. Кто-то бросился на защиту. И его надзиратель отходил так, что пена изо рта пошла...
Поняв, что живыми не выбраться, ребята по ночам стали пробираться к ограждению и искать проход. И вот однажды к Коле подошёл парень в тюремной «матроске».
- Есть лаз...
Решились идти впятером. Кроме ребят была ещё Колина землячка Рая Шевченко.
Стемнело. Они выбрались из барака под проливной дождь. И поползли к колючей проволоке, которая огибала лагерь в 5-6 рядов. Когда лучи прожекторов подбирались к ним, подростки вжимались в грязь, стараясь слиться с нею. Наконец, добрались до нужного места. Рая ползла последней, толкая впереди себя небольшой узелок с платьицем. Целое состояние по тем временам! И вдруг Коля услышал её шёпот:
- Я застряла!
Оказалось, проволока прочно вцепилась в узелок.
- Бросай его, - приказал Николай.
Но девушка яростно замотала головой - ни за что!
Тогда он велел достать платье и привязать к его ноге. Так и полз.
Когда преодолели проволоку, на востоке уже занимался рассвет. Навстречу лучам солнца и двинулись. На Родину, домой.
Лучшая каша
Босые, голодные, ослабшие они перебежками пробирались по кустам вдоль железной дороги. К вечеру решились подойти к пожилым супругам, сгребавшим сено.
Мужчина указал путь, предупредил, чтобы во дворы не заходили, а шли на станцию, где формируют составы для вывоза урожая с Украины.
А женщина дала миску пшённой каши, по яйцу и по кусочку хлеба.
«Как я благодарен ей! - вспоминает Николай Митрофанович. - Ведь я столько голодал, что мне потом много лет хотелось есть всегда».
На станции железнодорожник указал вагон, велел закрыться и не высовываться. Так и сидели, пока в полночь поезд не тронулся. А через несколько дней на одной из станций прочитали «Кипяток бесплатно». Это была Шепетовка. Ура, дома!
Возмездие
Ещё целый год Коле пришлось скрываться от немцев на хуторе у тётки. Пока в начале августа 1943 года в Котельву не влетел первый танк Т-34 с красным флагом на борту!
После освобождения стали налаживать колхоз, куда Коля и пошёл работать. Ведь по возрасту на фронт он попасть ещё не мог. Зато, когда стали набирать специальный отряд охраны, записался.
Отряд помогал военно-полевому суду, который тогда разыскивал тех, кто «отличился» при фашистах, в первую очередь старост и полицаев. Но возмездие накрывало не только их.
Однажды, к примеру, Коле довелось сопровождать деда, который в войну перебрался в Котельву из Харькова. Так вот как-то во время митинга, после выступления какого-то важного немца, он поднялся на трибуну и истово прокричал:
- Да здравствует фашизм!
Когда же предстал перед судом, на вопрос — как же ты, дедушка? - брякнулся на колени:
- Ой, сынки... Ошибался...
Но приговор был суров: именем Союза Советских Социалистических Республик его отправили в тюрьму на десять лет.
Кстати, чудом тогда изловили и начальника полиции. Но ему вынесли уже высшую меру наказания...
Уже после Николай стал вольнонаёмным в подвижной артиллерийской мастерской. Должность называлась «лабораторист». Занимался расконсервацией снарядов. Их привозили с каких-то складов длительного хранения. Каждый нужно было очистить от смазки и уложить в ящик. Там же и принял присягу в победном 1945-м.
* * *
Большая жизнь за плечами у Николая Митрофановича Старченко. И высокая должность — капитан дальнего плавания. Столько пережил, что с лихвой хватило бы на несколько судеб. И пора бы уже «зарубцеваться» этим воспоминаниям о войне, но нет... Мы должны помнить!