Ленинградский мальчик Лёва Васильев в октябре 1941 года не отходил от репродуктора: пала Калуга, за нею Калинин и Боровск, следом немцы захватили Можайск. Когда фашисты подошли к Москве, утром вместо «Интернационала» прозвучало «Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой!»
- Москву отпевают, - вздохнула мама...
Юлия ЯГНЕШКО
Летом 1941-го Лёва гостил у бабушки под Ленинградом. Да каникулы были недолгими. Началась война...
В окно из блокады
«Приехала мама и забрала меня домой, в Ленинград, - говорит Лев Константинович. - У станции уже рыли противотанковые рвы. Одни женщины. Всех мужчин уже забрали на фронт... А в городе всё небо было в заградительных аэростатах. И зенитки иногда били по немецким самолётам-разведчикам».
Младшую сестру Эллу мама решила отвезти на дачи под Демянском, куда выбрался её детский сад. 13-летний Лёва провожал их на вокзал. Когда прощались, мама в порыве неожиданно втащила сына в вагон через открытое окно. Так Лёва и оказался в Демянске кухонным рабочим при садике.
Однажды ночью детей разбудили, покидали имущество в грузовики и отвезли к поезду. После нескольких дней пути и томительных ожиданий (пока пройдут военные эшелоны) прибыли в Киров.
«Утром вышел я - войной и не пахнет. Церковь красивая стоит. Только мужчин почти нет. 1 сентября даже в школу пошёл, в 6 класс. Но на второй день школу закрыли. Директора (он же единственный учитель) забрали на фронт. А церковь взорвали: поблизости начали строить аэродром и понадобился щебень...»
Отцовское письмо
Отчима, инженера-строителя, всю войну перебрасывали по стройкам, где он возводил цеха для эвакуированных с запада заводов и фабрик. Семья воссоединилась и кочевала с ним - Киров, Свердловск, Курган.
Мама устраивалась водителем в колхоз или на машинно-тракторную станцию (у неё имелись права, она даже такси водила в Ленинграде). А Лёва работал везде - в колхозе на конных граблях, на заводе — то слесарем, то на рубильном станке. Там по недосмотру девчонки-напарницы ему и отрубило фалангу пальца.
В 1943 году уехали в Юрюзань. Здесь был сначала мотористом на глиномялке кирпичного завода, а потом таскал камни на строительстве плотины для электростанции.
«Мой отец ещё до войны уехал в Таллин. Я о нём ничего не знал. Как-то с ребятами у костра развлекались байками про чертей. Я возьми и загадай: если он жив, то чёрт покажется. Гляжу, а нечистый улыбается мне из углей! - на глаза Льва Константиновича наворачиваются слёзы. - Вскоре пришло письмо. Отец писал, что воюет на Ленинградском фронте, что уже был ранен. Это письмо до сих пор храню. В 1943-м он погиб...»
Когда сняли блокаду, Лёва решил вернуться в родной город и сбежал с работы. Если бы попался властям — лагеря не миновать. Но чудом вывернулся из всех облав и добрался до дома.
Квартира оказалась заперта, а сил после трудного пути, когда на товарняках, когда пешком, совсем не осталось... На ступеньках лестницы мальчика и обнаружила домоуправ Зина. Отогрела, накормила и напечатала на своём «Ундервуде» нужные справки, чтобы он мог устроиться на флот.
Суп с клёцками
Доучиться на минёра краснофлотцу Васильеву не дали. И Балтика и заливы в 1944 году были нашпигованы минами, как суп клёцками. Поэтому его срочно отправили на 363-й тральщик в Нарвский залив.
Вёрткие судёнышки чистили фарватеры для советских кораблей, в том числе для подхода к Таллину. Тралами они вытаскивали мины на мель, где их расстреливали морские охотники.
Трудяг-тральщиков тщательно оберегали. Если с берега им мешала работать вражеская артиллерия, тут же укрывали дымовой завесой, а налетала авиация - защищали истребители.
Когда бои перекинулись на Моонзундский архипелаг, 363-й отбуксировал на островок Муху несколько сцепок тендеров с десантниками (такая баржонка брала на борт около 20 человек). Оттуда началось наступление на остров Хийумаа.
Взлетела ракета. Тут же по острову ударили мощные орудия, а 363-й вместе с другими катерами рванул к вражескому берегу, ткнулся носом в песок и сбросил солдат, которые ринулись на укрепления противника...
9 мая 1945 года 363-й вошёл в гавань Таллина. Там экипаж узнал о победе, ребята с автоматами наперевес прогулялись по городу, зашли в зоопарк, а уже вечером взяли курс на Пиллау (Балтийск, - прим. авт.).
Возле Нойкурена (теперь Пионерский) бушевал шторм и дивизиону пришлось укрыться в городской бухте.
«Мы тут же сошли на берег, - рассказывает Лев Константинович. - На улицах никого. Только шторки на окнах колышутся. Это местные нас рассматривали».
10 мая прибыли в Пиллау. Семафором с флагмана передали: «Заходим в первый порт побеждённой Германии! Всем одеться в парадную форму!»
Ошвартовались у маяка, сошли. А там... Руины. Города нет. Уцелели только гостиница, кирха да госпиталь. И всё вокруг завалено разлагающимися трупами и тушами лошадей...
Кладбище кораблей
Дивизион продолжил траление в Данцигской бухте и дальше до Свинемюнде (сегодня польский город Свиноустье). То и дело натыкались на затонувшие немецкие суда.
Первым увидели «карманный» линкор (после Первой мировой войны Германия не могла строить крупные суда, делала их меньше, но вооружала как и прежде, - прим. авт.).
Потом винтом кверху обнаружили «Кордильеру» (лайнер впоследствии восстановили и назвали «Русь»). Затем плавучий госпиталь «Берлин». (Когда его подняли, раздался взрыв — сюрприз от гитлеровцев. И всё же достали, отремонтировали, назвали «Адмирал Нахимов».)
Волны перекатывались и через полузатопленный лайнер «Гамбург». (После ремонта он стал флагманом знаменитой китобойной флотилии «Юрий Долгорукий».)
Морской человек
После войны Васильев служил командиром катера в Мамоново.
«Дороги были разбиты, - вспоминает Лев Константинович, - и водой добираться получалось быстрее. Чего и кого только мы не возили в Балтийск. Уголь и краску. Спирт. Больных. Беременных офицерских жён!»
Кстати, со своей будущей женой он познакомился там же в Мамоново, в школе оружия, где обучали пулемётчиков и артиллеристов. Лена работала там в библиотеке.
В марте 1951 года Лёва демобилизовался. Но с морем не расстался, пошёл в Управление экспедиционного лова. И прошёл путь от матроса на СРТ до капитана плавбазы.
В августе 1952 года пережил страшный ураган в Северной Атлантике. Тогда затонуло три калининградских траулера.
«Мы еле держались, - вспоминает Лев Константинович. - Капитана ранило разбитым стеклом и он спустился вниз. А мы со старпомом боролись со стихией. Бежит радист: «Два судна уже утонули... Я принял ещё один SOS...» А мы чем можем помочь? Но нельзя же вопить всем сразу! Уж утонет этот СРТ, тогда и мы дадим SOS. Но вытянули».
В 1954 году Лев Константинович Васильев стал капитаном, принял новенький СРТ-4177, водил экипаж на промысел в Атлантику. А через два года был уже капитаном дальнего плавания. Получил СРТ-4381. Корабль — чудо. И гирокомпас, и радиолокатор, и фишлупа. Даже термометр забортной воды — не нужно вёдрами таскать!
После расформирования УЭЛа перешёл в Калининградскую базу рефрижераторного флота. Несколько лет ходил на огромной плавбазе «Ленинградская слава» длиной в два футбольных поля и высотой с 15-этажный дом. Это не только судно, но и рыбозавод: на нём трудились 300 человек, выпускали 7 видов продукции.
Много чего повидал на своём веку Лев Константинович Васильев. Вырастил двух сыновей. Кстати, оба они пошли по его стопам - стали капитанами: один на подводной лодке, а другой на гражданском судне.