Летом 1515 года два российских посла – Заболоцкий и Щёкин – со всеми почестями были приняты в Королевском замке Кёнигсберга гохмейстером Тевтонского ордена Альбрехтом Бранденбург-Ансбахским
Галина ЛОГАЧЁВА
- Я страшусь! – Буквально за несколько часов до аудиенции послов признался гохмейстер Тевтонского ордена Альбрехт своему другу Дитриху фон Шонбергу, напряжённо глядя ему в лицо. - Слухи о намечающемся сближении Пруссии с православным московским князем Василием III уже просочились в Ватикан к Римскому Папе. (Василий III – отец царя Ивана Грозного, - авт.)
- Россия – наш вынужденный союзник, необычный, странный, неудобный, - мягко возразил ему Дитрих, положив при этом свою руку на руку гохмейстера, лежащую на дубовом столе. – Но на сегодня – единственный. Если ты твёрдо решил всё же избавить Пруссию от польской подчинённости – иного пути нет. И я в этом не сомневаюсь. Однако я боюсь сейчас другого: король Германии и Римский император Максимилиан уже высказались за желание примирения между Россией и Польшей. (Русь воевала в то время с Польшей, - авт.) Если Польша замирится с Москвой, то Ордену останется только поклясться полякам в верности и больше не заявлять о своих правах.
- Итак, - вставая, подытожил ободрённый Альбрехт, - надо выяснить у послов планы государя Василия: намерен ли он продолжать войну против Сигизмунда (польского короля, - авт.).
Однако переговорами Альбрехт был разочарован. Сколько не пытался он разведать намерения русского властителя – но так ничего и не вышло. Послы юлили, через слово благодарили за приём, выражались пространно и витиевато. В конце концов гохмейстер попросил лишь одного: передать Василию, чтобы он согласился принять в Москве его доверенного человека - Дитриха фон Шонберга. На том и порешили.
В январе 1517 года в Кёнигсберг к Альбрехту приехал с ответом дьяк Тетерин: он объявил, что Государь всея Руси согласился на переговоры в Москве по поводу заключения военно-политического союза с Пруссией.
И Дитрих, подписав у Альбрехта бумагу, подтверждающую его широкие полномочия, засобирался «в эту страшную и угрюмую Московию». С опасной миссией. Взял с собой главное - большой крест-распятие. И, получив благословение у своего духовника, отправился на восток, с десятком альтштадтских муниципальных служащих.
Переехав Ливонию, тронулись на юг. Чем дальше удалялись от земель ливонских, тем страшнее становилось Дитриху. Какие-то заснеженные бугры кругом – не то прошлогодние стога, не то деревни, не то леса. И – везде ледяное безмолвие, лишь снег скрипит под копытами лошадей. «Какая же здесь глушь! - сокрушался Дитрих фон Шонберг, изредка высовываясь из окна своей кареты и пряча щёки в воротник. – Ограбят, убьют – и никто никогда не узнает, не найдет! Вон давече на Шляйница (первый прусский дипломат, побывавший в России, - авт.), когда он возвращался в Пруссию, напали, грамоту княжескую отобрали. Самого избили. Едва живой до дому доехал».
Однако бог миловал. Ничего худого в дороге не случилось. Добрались до государя всея Руси Василия 24 февраля 1517 года.
«Ответная комиссия» из Посольского приказа приняла делегацию учтиво. Гостям дали отдохнуть два дня, на третий повели в палаты: обсуждать условия военного союза. Переговоры прошли легко. И 10 марта казначей и печатник Юрий Малый докладывал Василию III: «Договорная грамота подписана в двух экземплярах. К ней привешена золотая печать. И Шимборка (Дитрих фон Шонберг) на грамотах крест целовал. Свой, что привёз с собой».
В грамоте было написано: Василий III даст Тевтонскому ордену 55 тысяч золотых для найма на год 10 тысяч пехотинцев и 2 тысяч кавалеристов, но с условием - после того, как Альбрехт «потщитца на Польскую землю ити, и наипаче к сердцу Польские земли, еже есть Кракову».
Прощальный приём прошёл при богато накрытых столах. Подвыпивший Дитрих решился похлопотать за двух немцев, ранее попавших в русский плен.
- Где такой немчин Фефил? – спросил у подьячего Посольского приказа Юрий Малый. - И ещё один немчин из города Любек? А то вот Шимборка хочет их выручить. Говорит, что наши где-то в застенках их пытают.
Через час доложили: отпустить Фефила нынче «непригож» - он допущен к самому Василию и состоит при нём в лекарях. (Кстати, Фефил находился 3 декабря 1533 года возле постели умершего от злокачественного нарыва Василия.) Купца же из Любека (чисто из уважения к Альбрехту) князь отпустит, хотя и не его эта забота – там дела ганзейские.
Сияя внутренне, разглядывал наутро Дитрих фон Шонберг богатые государевы подарки, уложенные на подводах. Горностаевую бархатную шубу, сорок соболей, две тысячи беличьих шкурок – целое богатство!
… Два с половиной года ушло после этого визита на переговоры, просьбы Пруссии о высылке денег и переписку. И только в ноябре 1519 года Альбрехт решился объявить Сигизмунду войну.
Поначалу военная фортуна благоприятствовала Альбрехту. С 200 добровольцами из Кёнигсберга он продвинулся чуть дальше Бальги, а потом его стали преследовать неудачи. На Троицу 1520 года 300 польских конников захватили возвышенность Хаберберг (где сейчас в Калининграде Дом искусств) и угнали пасшихся там лошадей. («А ещё хотели за реку (Прегель, - авт.) перелезти, - как докладывали государю в Москву его посланники. – Альбрехт отбился, но его мещане не хотят против короля стояти, хотят миритись»).
Действительно, сословия, испугавшись войны, потребовали от гохмейстера начать мирные переговоры. Бургомистр Кнайпхофа (ныне остров Канта, - авт.) даже пригрозил: «Подданные скорее найдут себе нового правителя, чем Альбрехт новые земли для правления!»
В итоге 7 апреля 1521 года с Сигизмундом было заключено на 4 года перемирие, после которого Альбрехт фактически сдался. Пруссия стала герцогством, подвластным польской короне.
Иллюстрация Людмилы Рябошапка